Книга Кошачий эндшпиль - Павел Андреевич Кузнецов

наружу торчит. А вот остальные… Я не готова делить тебя с какими-то посторонними республиканками, да ещё и в замкнутом пространстве звездолёта.

— Тиш, мне и тебя одной — за глаза. Но ведь они не успокоятся. Придётся договариваться.

— Эх, Кошак… Мало тебе того лайнера было?.. И без переговоров ясно, чем всё закончится.

— Хорошо. Ты ведь всё уже для себя решила?..

— С ними будешь спать один на один. Ну, или под моим контролем — чтобы было кому проследить, не поубиваете ли вы друг друга в процессе.

— Кошка, я тебе конечно благодарен за заботу, но давай как-нибудь без этого. Не поубиваем, не переживай.

— Тогда действительно придётся сначала поговорить…

Валькирия не договорила. Резко повернувшись ко мне лицом, девочка схватила меня за плечи и опрокинула навзничь. Продолжая начатое движение, используя инерцию пинка, кошка оттолкнулась от плеч и сиганула прямо на меня. В мгновение я оказался опрокинут на ложе и сноровисто осёдлан. Возбуждение стегануло кнутом. «Кошка. Моя!» — рыкнул, вновь присаживаясь. Пришлось преодолеть недюжинное сопротивление, чтобы изменить положение тела. Но справился. Продавил чистокровную метиллию — не зря Вик столько меня гоняла!

Ну а дальше, пребывая в положении «сидя», рывком распахнул комбез валькирии, в одно движение сдёргивая его с торса и рук. Девочка осталась по пояс обнажённой. Однако и сама времени зря не теряла. Я глазом моргнуть не успел, а кошка уже пленила лоном мой клинок. Стало до зубовного скрежета горячо. Тело ответило на откровение подруги ощущением глубочайшей правильности. Лишь сейчас, в судьбоносный момент единения, я ощутил себя на своём месте. Слияние тел мужчины и женщины — что может быть более правильным в этом мире? В этот момент рождается истинно единое — то, что было по недоразумению разделено природой, разорвано ею по живому. Две половинки целого сливаются, образуя китайский символ «инь и ян».

Я с поистине благоговейным трепетом обхватил роскошные полушария подруги и принялся массировать их, сдавливать, то и дело пощипывая соски. Одновременно с этим, напрочь теряя голову от желания, впился поцелуями в волнительную ложбинку между грудями. Поцелуи жалили валькирию, точно укусы пчелы. Она вздрагивала от них, довольно урчала, в слепом исступлении бездумно гладя мои волосы. Впрочем, бездействие опытной кошки продлилось недолго. В какой-то момент её пальчики плотно обвили основание шеи, надёжно фиксируя положение головы. Вторая же ладонь настойчиво проникла под ворот формы, змеёй поползла по спине, спускаясь ниже… ниже… ниже… Когда же из гибких, сильных пальчиков поползли наружу тугие острия боевых имплантов, впиваясь в податливую кожу, будоража нервные центры — я окончательно ощутил себя в стальной клетке её рук и ног. Застонал в бессилии. На ушко уже шептали: «Твой дом там, где твои кошки, милый. Сейчас ты дома, и будешь дома всегда. Расслабься. Отдайся желанию. Отдайся мне…» Разумеется, я отдался, но прежде впился в подругу уже своими когтями, утягивая её за собой, в разверзшуюся перед нами бездну страсти, из которой то и дело раздавались рычаще-мурчащие звуки кошачьей борьбы. А вскоре всё окончательно заволокло фиолетовой дымкой острого желания — пронзаемой вспышками молний запредельного удовольствия.

Первой на наши ахи и охи заглянула Лира. Ни слова не говоря, девочка прошла внутрь комнаты и уселась чуть в стороне от кувыркающихся кошачьих. Зато её сестра по клинку, возникшая в дверном проёме чуть позже, повела себя совершенно иначе. На секунду замерев на входе, отметив нашу странную композицию, орденка прошествовала в каюту. Выглядела она при этом растерянной — так что лишь присела на самый краешек ложа.

Никто на появление орденки даже не отреагировал. Нам с Тиш было совершенно не до того. Кошка к тому моменту возлежала на мне, вся разметавшись по постели, умастив на моём плече свою прелестную головку. Я же откровенно кайфовал от ощущения бархатистой кожи метиллии, живого тепла её распалённого тела — всем естеством впитывая острое дыхание подруги, раздающееся над самым ухом. Что до Лиры, то она продолжала сидеть в позе медитативного ожидания, ещё и глазки прикрыла.

Бестолково посидев с полминуты, мечница не выдержала.

— Кто следующий котика пользовать? — вопрошала она в пространство.

Ответом была тишина, изредка сотрясаемая нашими с Тиш стонами.

— Лирана, что здесь происходит?

— А, Высшая… — протянула псионка, приоткрывая один глаз. — Не видишь — валькирии трахаются?

— Нет, это-то я вижу… Ты следующая?

— Не знаю, — философское пожатие плеч было ответом. — Как решит стая.

— Стая?..

— Разве ты не знаешь, сестра, что судьбу кота решает стая?

— Но тут нет стаи.

— Зато есть кот и кошка. Вот они и будут решать за стаю.

На некоторое время девочка подуспокоилась. Однако спустя десяток минут не выдержала вновь.

— Эй, кошка! Пусти хотя бы чуть-чуть попользоваться!

Триша оторвала моську от моей груди и воззрилась на мечницу, будто только что её увидела. Задумалась на секунду

— Нет, орденка, — и взгляд на меня.

— Кошак, давай, я тебя полями так приласкаю… Я Высшая, отлично это умею! Тебе понравится — ещё просить будешь!

— Мне… когтей сестры… за глаза, орденка, — простонал в ответ, так как метиллия ощутимо прибавила оборотов.

— И что теперь? — опять растерялась мечница. — Это типа решение стаи сейчас было?..

— Видимо, да, — прокомментировала Лирана, открывая второй глаз.

— Вы что, издеваетесь?! Нельзя же так с боевой сестрой! Я тоже хочу! Если есть мальчик, он должен работать. По максимуму.

— Это не тот случай, сестра по клинку, — не согласилась псионка. — Тебе придётся считаться с тем, что Леон — не вибратор, а полноценный участник операции.

— Вот как? С чего бы? Это не первый мальчик, у которого поля просыпаются. Я вообще согласилась на весь этот фарс, только чтобы его поля попробовать!

— Это не просто мальчик, у которого проснулись поля, — рыкнула метиллия, подаваясь вперёд. Пренебрежительное отношение сестры заметно задело гордую псионку. — Мне делать больше нечего — нянчиться с обычным мальчиком? Мне — Высшей Ордена?! Нет, девочка, если мужчина