Книга Последнее дело Лаврентия Берии - Сигизмунд Миронин

Согласно уставу трибунала, все документы правительственных комиссий должны были приниматься как правдивые по умолчанию и не нуждающиеся в доказательствах. Статья 21 устава Международного трибунала предусматривала принятие всех официальных документов и заявлений без доказательств. Правительство СССР предоставило результаты созданной в январе 1944 года Специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу (близ Смоленска) военнопленных польских офицеров. Председателем той комиссии был главный хирург Красной армии Н.Н. Бурденко. Комиссия Бурденко постановила, что преступление было совершено нацистами. Таким образом, отчет комиссии Бурденко должен был быть прикреплен к делу без всяких прений и проверок.

Однако сторона защиты сочла советский отчет неубедительным и потребовала вызова в суд свидетелей. Адвокат Германа Геринга, доктор Штамер, настоял на вызове свидетелей по Катынскому делу. Трибунал принял ходатайство, что напрямую противоречило 21-й статье правил проведения трибунала. Руденко попытался вяло возражать, указывая, что этим решением создается опасный прецедент, а кроме того, оно противоречит букве устава. Но он был явно неубедителен. Р.А. Руденко не удалось убедить иностранных коллег. Его вступительная речь стала лишь четвертой по счету и состоялась только 8 февраля, спустя два с половиной месяца после начала заседаний Международного трибунала. В конце концов суд все же назначил прения и предоставил обеим сторонам время на подготовку списка свидетелей для вызова. «Специально или по неумению Руденко спустил Катынское дело на тормозах? А может, там задействованы украинские националисты? — задавал себе вопросы Берия. — А ведь Руденко украинец».

Слушание по Катынскому делу было назначено на 1 июля. Обвинению и защите следовало предоставить трех свидетелей и обработать документы. На Нюрнбергском процессе дело о Катынском расстреле стало для обвинителей СССР настоящим крахом. После провала попытки включить Катынское дело в приговор трибунала 7 мая 1946 года Меркулов был заменен Абакумовым, который служил заместителем народного комиссара обороны и начальником Главного управления контрразведки СМЕРШ Народного комиссариата обороны СССР. Берия вспомнил, что Горшенину поставили на вид за плохую подготовку государственных обвинителей, когда доводы о Катыни были опровергнуты адвокатами немцев. 29 января 1948 года 4-я сессия Верховного Совета СССР 2-го созыва утвердила К.П. Горшенина в должности министра юстиции СССР, в связи с чем Президиум Верховного Совета СССР освободил его от обязанностей генерального прокурора СССР. Он пробыл министром юстиции более восьми лет. Опытных и преданных кадров было мало.

Однако новые материалы были еще не готовы. Н. Зоря попросил генерального прокурора Горшенина направить его в Москву для обсуждения вопроса с Вышинским, который готовил данное обвинение, чтобы прояснить сложившуюся ситуацию, так как выступать обвинителем, не зная сути вопроса, он не решался. И вот на следующий день, 23 мая, Зоря был найден мертвым в своем номере гостиницы. Тело Зори было обнаружено на следующий день на кровати в номере, где он жил. Констатировали огнестрельное ранение головы. Судя по протоколу, голова была прострелена насквозь. «Следовательно, стреляли с близкого расстояния», — заключил Берия. Никто в гостинице не слышал звука выстрела, а ведь Нюрнберг тогда был нашпигован силами безопасности союзников. «Значит, работали с глушителем, а это почерк спецслужб», — решил Берия. A в конце марта 1946 года был убит польский прокурор Роман Мартини, занимавшийся сбором материалов по Катынскому делу. Убийцей оказался бывший солдат Армии крайовой, а ныне — милиционер, по фамилии Любич-Вроблевский. Официально мотивом убийства была названа месть за соблазнение его молодой невесты. Только через день после его смерти по настоянию не допущенного на Нюрнбергский процесс Вышинского была сформирована комиссия из советских юристов, задачей которой было ознакомление с имеющимися документами и их отбор для трибунала.

Зорю заменил Л.Н. Смирнов. На заседаниях по Катынскому делу с 1 по 3 июля тезисы советского обвинения были опровергнуты показаниями свидетелей защиты. Трибунал оставил дело о расстреле в Катыни без какой-либо логической концовки, в приговоре данный исторический эпизод не упоминался. «Ясно, что кто-то слил полякам или американцам информацию о Зоре, — решил для себя Берия. — А может, украинские националисты и убили Зорю?»

После завершения Нюрнбергского трибунала Берия встретился с Вышинским. Берия любил проводить время с Вышинским. У Лаврентия сильно першило в горле — видимо, подхватил простуду. «Да, ты прав», — задумчиво протянул Вышинский. Пара глотков французского коньяка помогли сбить першение горла. «Такое впечатление, что этот вопрос, не решенный на трибунале, будет вечной головной болью для страны в будущем», — сказал тогда Берия. Седина, голубые глаза, умение владеть собой, интеллигентная внешность создавали прекрасное впечатление при первом знакомстве. У Вышинского было обезоруживающее чувство юмора, его быстрый ум юриста наслаждается спором, который он иной раз затевает просто для удовольствия. При желании он мог быть очаровательным. Вышинский знал европейские языки — польский и французский свободно, немецкий и английский вполне прилично, и изящно объяснялся с иностранцами. Он был сибаритом — любил жизнь во всех ее проявлениях. Он мало пил, вечерами гулял на даче, но питал слабость к женщинам. Перед войной Вышинский стал замом Молотова. Молотов смирился с замом, которого не очень переваривал.

Вышинский тоже любил хапнуть. Как-то Вышинский попросил передать ему дачу бывшего секретаря ЦК Леонида Серебрякова (до ареста Андрей Януарьевич часто гостил у Серебрякова и очень хвалил дачу). Имущество осужденных подлежит конфискации в пользу государства, но Сталин велел сделать исключение. Хозяйственное управление прокуратуры провело ремонт, и Вышинский поселился на даче человека, которого отправил на тот свет. При этом он оставался одиноким человеком, из близких людей — только жена и дочь. Никаких друзей. Вышинский умел ругаться: «мразь, вонючая падаль, навоз, зловонная куча отбросов, поганые псы, проклятая гадина». Потом он точно так же ругался и с трибуны ООН: «прожженные жулики, мерзкие твари, проходимцы, бандиты, наглецы, презренные авантюристы».

В военные годы он работал директором НИИ и был как бы вне властных структур. После того как Молотова сместили из-за жены, а Вышинский стал министром иностранных дел, он навел жесткий порядок в этом довольно расхлябанном ведомстве. Рабочий день министра начинался в 11 утра, а заканчивался в 4–5 утра следующего дня. Существовал такой порядок: если звонит вождь, всем полагалось немедленно покинуть кабинет министра. Вышинский постоянно докладывал Сталину об успехах советской дипломатии, которая пыталась разжечь разногласия между Западной Европой и Соединенными Штатами. На дипломатическом поприще Вышинский расцвел. На публике появлялся исключительно в дипломатическом мундире. Сталин одел сотрудников МИДа в форму со знаками различия — вышитыми золотом звездами на погонах и металлической золоченой эмблемой — двумя скрещенными пальмовыми ветвями.

«Странные совпадения, — размышлял про себя Лаврентий Павлович. — Булганин не смог предотвратить (а может, сам и спровоцировал?) Корейскую войну; Булганин стимулировал кампанию антисемитизма; Булганин выступал за ускорение строительства социализма в ГДР; Булганин оставался около больного Сталина во время пленума, и ведь сам вызвался, — продолжал свои раздумья Берия. — Булганин дал команду уволить евреев из НИИ; Булганин выступал против реабилитации врачей и против амнистии заключенных; и опять Булганин, на этот раз в Катынском деле. Слишком много совпадений».