Книга Петр Иванович - Альберт Бехтольд

– Туда, где мы уже бывали. Шевелитесь же, наконец!

– Нет, просто так, неизвестно куда, только чтобы прогуляться, я не поеду, у меня много других дел. Так куда мы едем?

– В Болшево, если вы непременно хотите знать!

В таком случае Ребман согласен: с Болшево связаны его самые лучшие воспоминания. Когда у него еще был дом, и он не имел понятия ни об обручении, ни о женитьбе, ни о спекуляции и прочих вещах, он был там счастлив, как никогда после.

На вокзале у окошка очередь – проезд по железной дороге снова стоит денег. А в вагоне такая толчея, словно нынче большой праздник. Все спешат за город, как будто там невесть какая красота и изобилие. И у каждого под пальто спрятан мешок или старая дорожная сумка.

На душе у Ребмана стало вдруг так тоскливо… Сколько же раз он проезжал по этой дороге чудесными летними вечерами, которые здесь, в Москве, такие долгие, домой, к своим на дачу. Там его всегда встречали с радостью. Они подолгу гуляли, после дождя ходили за грибами. А утром – снова на поезд с одной только мыслью: хоть бы скорее наступил вечер, а лучше воскресенье, когда можно целый день оставаться дома! А теперь у него ничего этого нет, и уже никогда не будет, по крайней мере, с этой семьей.

По дороге люди начинают высаживаться, но лица их далеко не такие веселые, как летом, когда они жили за городом на дачах.

В Болшево они сошли с поезда. Перешли через пути, прошли лесом по дороге, которую они так хорошо знают, мимо дома прислуги и господской усадьбы вниз к речке, где Ребман, помнится, затащил старшую дочку пастора в воду прямо в белых туфлях! Потом через поле, до той самой деревеньки, откуда родом няня. Там до сих пор еще живут ее родственники. К ним они приезжают, чтобы передать привет от няни и кое-какие гостинцы: немного чаю, сахару и махорки. Их гостеприимно встречают, приглашают к столу – в этом, собственно, и состоит цель поездки. Подают щи с мясом, кашу с соленым маслом, пирожки с рубленым яйцом. И топленое молоко. На столе столько всего, что глаза разбегаются. И четверо изголодавшихся молодых едоков угощались от души, и такими чудными вещами, которых они не то что много дней, а годами не видали. Ребмана, правда, так же потчевали, когда он бывал в гостях у невесты.

Он говорит:

– Теперь мы не только утолили голод, но и запасов нам хватит на неделю.

На обратном пути в поезд подсаживались такие же «паломники», все с полными мешками или сумками под мышкой. Когда он уже вечером вернулся домой, то почувствовал, что снова голоден, как волк. Весь ужас в том, что настало время, когда чувство голода стало постоянным спутником человека: ни о чем, кроме еды, думать невозможно, и ты готов стучаться во все двери в надежде, что удастся раздобыть хоть что-нибудь съестное. Ребман спустился в кафе и с трудом дождался, пока перед ним поставили его скромный заказ: две тонкие, словно листочки, котлеты из моркови и тертого картофеля с кожурой. Таким прежде только свиньи лакомились. Но он налетает на это блюдо, как щука на карася. Выкладывает за этот «деликатес» сорок рублей и встает из-за стола еще сильнее проголодавшимся.

Тогда он вспоминает старые времена, когда дома он не хотел есть говядину, или шпинат, или перловый суп, ковырял в тарелке и рассматривал ее содержимое так, словно там плавали опилки. Мать говаривала в таких случаях: «Придет время, и ты будешь с радостью вспоминать те дни, когда ты мог все это иметь!» А он ей обещал никогда не привередничать и всегда благодарить Господа, когда будет есть вдоволь, даже если только хлеба или картофеля.

Хуже всего бывает в праздники: все места, где можно поесть, по два-три дня кряду закрыты, а Ребману не хочется идти к будущему тестю и теще: там Карл Карлович снова начнет торопить со свадьбой. Иногда его даже мутит от голода, да так, что готов на стенку лезть. Даже в постели чувство голода не дает ему покоя. Он либо вообще не может заснуть, либо ему снится, что он сидит за великолепным столом в Брянске и перед ним самые изысканные блюда, которые там подавали французский шеф-повар и русская кухарка. Он набирает, и набирает, и набирает – и всегда остается голодным…

В дни, когда стоят хорошие погоды, – а таких дней в осенней Москве немало, – он выезжает на Воробьевку, гребет вверх по реке и поглядывает: не удастся ли что-нибудь раздобыть в ближайших деревнях. Но и там с едой становится все труднее, все пригородные селенья уже давно опустошены так, что даже в клубе теперь, кроме чаю, ничего не подают. Как правило, ему достается только пара зеленых огурцов и к ним немного закалистого хлеба, да и то только в первый день после выпечки, – на дольше его двухфунтовой порции не хватает. Нина Федоровна может сколько угодно советовать, чтобы он делил хлеб на несколько дней, ведь другим и того не достается, но Ребман не способен запасать впрок. Как только он получает долгожданную порцию хлеба, он ее без остатка пожирает, – иначе и не скажешь, – все два фунта, не успев закрыть за собой дверь пасторского дома. До своего жилища он еще ни разу не донес ни крошки.

На следующий день он встретил музыканта, еврея, с которым познакомился через Михаила Ильича. На обычный вопрос о том, как идут дела, Ребман не ответил, как положено, «ничего», а сказал:

– Я просто пухну с голоду! Ей-богу, скоро начну пожирать змеиные головы!

Музыкант пристально смотрит на него:

– В этом есть нужда?

– Нет, никакой, я этого и не желаю, но ничего не могу с собой поделать.

– Нет, можете, – ответил собеседник таким тоном, словно спросил его, отчего он так глуп, что не ест, если голоден!

Ребман огрызнулся:

– Да, но это стоило бы мне свободы!

Музыкант ответил ему в тон:

– Это уж совсем глупо. Да и не нужно вовсе. Можно и есть, и оставаться свободным человеком. Даже деньги при этом зарабатывать.

– Или пулю в затылок! Так бы уж прямо и сказали!

Музыкант усмехнулся, как Мефистофель:

– Если держать за руку того, кто дирижирует пулей, то это неопасно!

– И как же этого добиться?

– Так же точно, как и два года назад, и как это испокон веков делалось на святой Руси.

– Но ведь теперь это больше невозможно!

– Очень даже возможно именно теперь. Только стоит несколько дороже. То, что раньше, при царе-батюшке, можно было получить за сто или двести рублей взятки…

– Например, что?

– Например, вагон сахару или муки, вагон гороху и так далее…

– Что вы такое говорите!

– …сегодня, при дяденьке Ленине, – по крайней мере, здесь в Москве, ведь его царство нынче недалеко простирается за городскую черту, – получишь за сто или двести тысяч. Зато за весь товар уплачено сразу. Понимаете, какая история?

– Шутить изволите?

– Отчего же? И зачем? Сведите меня в Москве с людьми, которые платят, или дайте мне их адрес и скажите, что требуется доставить. Но только вагонами! Доставку с вокзала, как и риск, связанный с ней, перевозчик должен взять на себя.