Книга Дочери Марса - Томас Кенилли

Кабинет леди Тарлтон, казалось, выглядит как обычно. Кипы свежих документов на столе и вдоль стен свидетельствовали, что дел по-прежнему невпроворот. Леди Тарлтон указала Наоми на стул, а сама достала из книжного шкафа бутылку коньяка, которая не была вовсе спрятана, а стояла на самом видном месте, и налила в два стоящих на столе стакана.

— Мужчины очень странные создания, Наоми, — проговорила она. — А если они не такие, их сажают в тюрьму. — Она отхлебнула коньяку. — Мы поссорились. Поссорились и ничего более. Тем не менее он воспользовался ссорой в качестве предлога. И ушел. Не могу в это поверить. Ссора стала для него предлогом, поводом к войне, и он сбежал. — Она отхлебнула еще раз. — Ммм, — выдохнула она, проглотив. — Возможно, с этого момента моим любовником станет коньяк.

Наоми про себя подумала, что коньяк вряд ли может стать точкой приложения всей энергии женщины и исходящего от нее света.

— Твое горе с этим твоим квакером, — проговорила она. — Митчи с ее хирургом, и я с моим. Сплошные несчастья, сама знаешь. Просто удивительно, ведь мы так старались. Похоже, я окончательно достала кузена Дарлингтона в Булони, он один из шишек в военно-медицинской службе. Я помню этого человека, и меня здорово удивляло, что майор ему родня. Я имею в виду, майор действительно крайне одаренный человек. А в результате, насколько я понимаю, эта шишка поклялась отомстить Дарлингтону. — Она на секунду задумалась, глядя в пустоту. — Такова официальная версия, — продолжала она. — Но есть и реальная. И она куда печальнее. Но мы забыли о твоем несчастье.

— Нет, пожалуйста, продолжайте.

— Не сомневайся — мы только начинаем борьбу за твоего жениха.

— Но вы сказали «печальнее»?..

— Да. У мужчин при власти любая женщина, которая пытается с ними бороться, официально считается сумасшедшей. Мой муж числит меня сумасшедшей и фактически встал на сторону своих приятелей против меня из-за того, что переняла австралийский образ жизни, что у меня никогда нет полностью соответствующего платья, что в отличие от него я не терплю выбившихся наверх приматов. И вот пожалуйста, газеты объявили меня сумасшедшей. Есть несколько таких статей. А поскольку я безумно надоедала Медицинской службе сухопутных войск Великобритании, и в частности бедному кузену майора Дарлингтона, то, как видишь, страдает майор. Все говорят, что старина Дарлингтон связался с сумасшедшей. После таких надежд! Они в один голос твердят, что меня следует освидетельствовать в Австралии и держать в колониальной психушке! А с другой стороны, человек, помешанный на своих исследованиях, он хочет добиться признания своих ценнейших открытий в области сепсиса, короче, гениальный человек. А все, с кем он пытается об этом заговорить, думают не о его аргументах, а о его безумной любовнице. Вот в чем дело… поэтому он и ушел. Пришлось выбирать между мной и известностью.

Даже убитая горем, Наоми ощущала боль этой истории, но сомневалась, что сможет найти слова утешения.

— Конечно, — сказала леди Тарлтон, — тебе это все не очень интересно. Но я надеюсь, что, несмотря на это судилище, в ближайшее время тебе все-таки удастся стать счастливой. И ты вернешь своего квакера, если это именно то, что тебе нужно.

— Но вы тоже заслуживаете счастья, — возразила Наоми.

— Почему же именно я? — с улыбкой спросила леди Тарлтон.

— Потому что вы красивая, умная и у вас высокая душа.

Леди Тарлтон засмеялась.

— Так это как раз самый точный, до мельчайших подробностей, рецепт несчастья. Знаешь, а может, когда кончится война, я просто вернусь к своему прежнему ремеслу шляпницы. Это стало 6bf воплощением всех их кошмаров. А я это действительно люблю. Мне нравилось создавать эти штучки, которые женщины надевали на голову. Для меня хорошая шляпа куда интереснее, чем все, что висит в Королевской академии художеств.

Леди Тарлтон засмеялась и покачала головой, как будто оценивая, во что превратился, по ее мнению, мир в последнее время.

— Теперь к Дарлингтону начнут относиться серьезнее, — проговорила она. — С точки зрения борьбы с сепсисом это настоящий триумф. А это гораздо важнее адюльтера. Только вот до сих пор я это так не называла. Странно. Пока мы грешим, нам кажется, что это и есть добродетель.

Леди Тарлтон показалось это смешным. Наоми тоже улыбнулась, хотя в большей степени своему намерению спасти Кирнана, и отпила коньяк. Они сидели в тишине, как товарищи по несчастью, ведь их переживания случайно совпали.

* * *

Раненые враги, захваченные в плен и допрошенные, казались тихими, благодарными и явно настолько довольными кормежкой, что было ясно, что их пайки гораздо скуднее. Но теперь их собратья продвигались на запад. Британские батальоны появились в Деньекуре и, сделав привал на улицах деревни, двинулись по дороге мимо передового пункта эвакуации раненых, чтобы занять окопы на линии фронта. Оказавшиеся на улице медсестры и санитарки нестройно приветствовали их. В массе эти солдаты казались решительными, они находились на периферии воинственного потока, который двигался на восток навстречу вражескому. Возможно, это были просто символические жертвы, и главной похвалой, которой им суждено было удостоиться во всей этой истории, могли оказаться жидкие крики и аплодисменты усталых мужчин и женщин передового пункта эвакуации раненых в деревушке Деньекур.

Раненых из Деньекура как можно поспешнее эвакуировали. Никто не знал, что произойдет, но было ясно, им будет безопаснее в тыловых госпиталях. Отравленных газом увезли примерно за один день, а хирургические операции проводили лишь в самых экстренных случаях. Для транспортировки раненых использовали все имеющиеся транспортные средства, на возвращающиеся порожняком в тыл грузовики, доставившие боеприпасы, грузили легкораненых. В неразберихе приказов два восьмитонных грузовика набили носилками и одеялами, кислородными баллонами и упаковками перевязочных материалов и лекарственных препаратов, полностью подготовив к отправке в безопасное место.

На запад тянулись отставшие от своих частей остатки разбитых подразделений, между ними двигались семьи местных жителей на подводах или толкавшие тачки с добром и детьми. По дорогом на запад тащили упряжками даже пушки в поисках новых, расположенных в тылу позиций, откуда можно было бы обрушить огонь на наступающего врага.

Среди всей этой суматохи каким-то неведомым образом возник Чарли Кондон. Невероятно, но в этом жутком хаосе бегства и передислокации ему удалось найти Салли. После того как он отрапортовал майору Брайту, ему разрешили пройти к ней в палату.

— Иди, иди, — рассеянно разрешила старшая сестра, едва Чарли показался в дверях полупустой реанимации. Она понимала, что он заскочил на минутку. Салли вышла к нему. Позже она не могла вспомнить, о чем они говорили, но, несомненно, что-то банальное. Оба боялись выказать чувства перед старшей сестрой и другими медсестрами. Но на тропинке по пути в столовую, где в тот безумный час никого не оказалось, взялись за руки. Они уселись, тесно прижавшись друг к другу, на старый диван, располагающий к близости, но стоящий там, куда в любой момент могут войти. Она ощущала тяжесть его полуобращенного к ней торса. Сидеть бок о бок было мало. Их тела не могли полностью соприкоснуться друг с другом.