Книга Мария Волконская - Михаил Филин

Всю зиму Волконские и Кочубеи провели в Ницце, на целебном Лазурном берегу. А ближе к весне 1859 года семейство перекочевало в Рим. Там, в «Вечном городе» и его окрестностях, княгиня Волконская сумела разыскать дорогие могилы — и поклонилась праху матери Софьи Алексеевны и сестры Елены.

В Риме же состоялась и помолвка ее сына Михаила. Избранницей двадцатисемилетнего князя стала внучка его тетки Софьи Григорьевны (и графа A. X. Бенкендорфа), княжна Елизавета Григорьевна Волконская — по афористическому определению А. В. Поджио, «жена английской школы, весьма умная, но красивая женщина»[1000]. Они обвенчались (конечно, в присутствии М. Н. и С. Г. Волконских) в Женеве 24 мая того же года.

Благословив сына, княгиня Волконская заторопилась вместе с Кочубеями в Россию. (Для спешки у них были весьма веские основания.) Пересекая границы, компания двинулась в Черниговскую губернию — в имение Воронки, которое принадлежало Н. А. Кочубею. Через несколько недель там же оказался и С. Г. Волконский, лечившийся минеральными водами во французском курортном местечке Виши. Он приехал в поместье зятя вовремя: 9 августа 1859 года в Воронках у Нелли родился сын, Александр Кочубей.

Отныне у Марии Николаевны было уже два внука, целое «племя младое» (III, 400).

До ближайшей весны княгиня вместе с мужем прожили в Воронках. Обширная усадьба Кочубеев то и дело оглашалась детскими возгласами, однако одновременно — увы — напоминала она и лазарет. 4 апреля 1860 года А. В. Поджио извещал С. П. Трубецкого: «Получил я письмо от Нелли . Кочубей похварывает, Марья Ник не выезжает; Сер Гр стонет. Утешительные картины»[1001].

Непрекращающиеся припадки подагры и морока с варикозным расширением вен на ногах вынудили Волконского опять обратиться к столичным властям (через киевского генерал-губернатора) с ходатайством о разрешении повторного заграничного отпуска. Уведомление о высочайшем согласии было получено декабристом от князя В. А. Долгорукова еще в марте. На сей раз царь дозволил Сергею Волконскому полугодичное лечение в чужих землях.

Сергей Григорьевич и Мария Николаевна вновь отправились в Европу.

В это же время в имении Фалль, под Ревелем (которое ранее было собственностью графа A. X. Бенкендорфа, а теперь им владела супруга князя М. С. Волконского), произошло еще одно важное событие: 4 мая 1860 года княгиня Е. Г. Волконская разрешилась от бремени сыном. Его нарекли Сергеем[1002].

Так наша героиня стала трижды бабушкой. Ей тогда безумно хотелось перенестись из Виши в Эстляндию, в Фалль.

Завершив пребывание в Виши, где Сергей Григорьевич прошел очередной курс бальнеотерапии, Волконские переехали в Париж.

Княгине явно нездоровилось. Е. С. Давыдова (дочь С. П. Трубецкого), встретившая супругов на берегах Сены, отписала своему отцу, что Мария Николаевна «показалась постаревшею и болезненною, а С Г молодцом, только нога одна плохо действует»[1003]. О плохом самочувствии княгини упоминал и русский посол в Париже граф П. Д. Киселев: в ноябре 1860 года, поддерживая желание Волконских остаться за границей еще на год, он сообщил в Петербург, что «Сергей Григорьевич Волконский и в особенности супруга его находятся в болезненном состоянии»[1004].

Очередную европейскую зиму Мария Николаевна и Сергей Григорьевич провели во Флоренции (где декабрист сошелся с Л. Н. Толстым) и Ницце. А в феврале 1861 года они, пожилые и больные люди, с большим трудом вернулись в Париж. Их встречала там Нелли с детьми, прибывшая из России.

В Париже путешественники узнали о царском Манифесте 19 февраля 1861 года, делавшем российских крестьян свободными. «Русские собрались в церковь, протоиерей Васильев сказал прекрасное слово, С. Г. Волконский стоял тут же, — читаем в заметках его сына. — Чувствуя, что этим актом увенчалось заветное желание его жизни и что с высоты престола являлся как бы ответ на всё то, чем он, для осуществления своего желания, пожертвовал, — он плакал, руки и ноги его дрожали, и слезы счастья и благодарности к Царю-Освободителю катились по лицу старика. После он говорил, что это была лучшая минута его жизни»[1005].

Мария Николаевна радовалась отмене крепостной зависимости вместе с соотечественниками, однако в храм не пришла: отстоять долгий торжественный молебен княгиня не могла. «Мама очень изменилась, — писала Е. С. Кочубей своей тетке А. М. Раевской 1 (13) апреля, — но с тех пор, как она здесь, ей гораздо лучше; приехав из Ниццы, она так была слаба, что едва вставала с кресел; теперь ходит немного гулять и гораздо бодрее прежнего»[1006].

19 апреля княгиня Волконская и ее близкие покинули Париж. Они, как и два года назад, направились в Женеву, где навестили Софью Григорьевну Волконскую. После этого непродолжительного визита вежливости члены семейства разъехались в разные стороны. (Возможно, причиной тому стала размолвка супругов Волконских.)

Из сохранившихся писем видно, что Сергей Григорьевич за период с начала мая по конец июля побывал в По, Виши (где брал ванны почти месяц), Париже и Вильбадене. В августе 1861 года он вернулся в Москву. «Старец наш возвратился с ногами, довольно бодрым и вообще с восстановленными силами», — писал А. В. Поджио Е. П. Оболенскому[1007]. 1 (К тому же Волконский был вдохновлен знакомством с А. И. Герценом.)

Его жена ни здоровьем, ни бодростью похвастаться не могла: модные европейские курорты так и не исцелили ее. В сопровождении дочери и внуков Мария Николаевна из Женевы поехала прямиком в Россию. В Вене вояжеры остановились на отдых. Там мастер Ангерер сделал фотопортрет знаменитой русской женщины[1008]. Волконская была запечатлена в полный рост: такой ракурс позволил фотографу подчеркнуть сохранившуюся стройность ее фигуры. В руках княгини, возложенных на спинку кресла, мы видим романтическую темную (черную?) шаль. Но замечается (несмотря на удаленность дамы от камеры) и другое: лицо Марии Николаевны осунулось, глаза ее болезненно тусклы и грустны — и общее впечатление от снимка, несмотря на постановочные ухищрения Ангерера, гнетущее…