Книга Мое самодержавное правление - Николай I
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я осмотрел находящиеся в Ставрополе войска, а потом военный госпиталь, который размещен по частным домам; при сильном движении через этот город на линию и в Грузию необходимо поскорее выстроить для военного госпиталя большое особое здание.
До Ставрополя сопровождали меня мои черкесы и казаки, никак не согласившиеся уступить другим чести меня конвоировать; они собирались скакать еще и далее, но я не допустил их до того и простился тут с этими людьми, показавшими мне истинно трогательную преданность.
19 октября в 3 часа пополудни я прибыль в Аксайскую станицу на Дону, где ждал меня мой сын в качестве атамана всех казачьих войск. Остаток дня и всю ночь я чувствовал себя очень нехорошо, так что даже принужден был принять лекарство и провести все 20-е число в Аксае. На следующий день мы отправились в Новочеркасск, куда въехали верхами.
У заставы нас встретил наказной атаман, весь израненный старик Власов, с генералами своего штаба, множеством офицеров и толпою любопытных, которые все проводили нас до собора. Тут стоял войсковой круг с войсковыми регалиями, посреди которых архиерей и прочее духовенство встретили меня с крестом и святою водою.
Выйдя из церкви, я взял из рук храброго Власова атаманскую булаву и вручил ее наследнику, в знак главного его начальствования над всеми казачьими войсками. Пальба из всех орудий города возвестила введение его в должность.
22 октября новый атаман представил мне войска, собранные под Новочеркасском. Всего было в конном строю до 18 000 человек. Кроме четырех гвардейских эскадронов, полков атаманского и учебного и артиллерии, все прочее – совершенная дрянь: негодные лошади, люди, дурно одетые, сами офицеры, плохо сидящие на коне.
К искреннему моему сожалению, все это показалось мне скорее толпою мужиков, нежели военным строем. Продолжительный мир и довольство обабили казаков: они обратились просто в земледельцев, как иначе и быть не могло при отдаленности их от границ и от всякой опасности. Надо будет подумать о преобразовании их устройства.
За обедом у меня, к которому были приглашены все генералы и полковники, я откровенно высказал им мое мнение. Старые усачи сами стыдились того плохого положения, в котором вывели перед меня свое войско.
Вечером я был на бале и не могу сказать, чтобы дамы поразили меня своею красотою или изяществом своих манер; но устройство и роскошь праздника еще более меня убедили, что казаки променяли прежнюю суровость своих нравов на утонченные наслаждения образованности. К несчастью, для восстановления прославленной их удали нужна бы продолжительная война. Это последнее явление в драме моего путешествия не было утешительно.
23 октября утром мы выехали в Воронеж, куда прибыли 24-го вечером. Поблагодарив там Бога и святого Его угодника за благополучное совершение длинного и трудного пути, я уже нигде более не останавливался до Москвы».
В 1837 году поступил я на юридический факультет в императорский С.-Петербургский университет, переведенный в том году из Семеновского полка на Васильевский остров, в обширное здание бывших 12 коллегий, где помещается и поныне.
Согласно желанию покойного императора Николая Павловича и стараниями бывшего в то время министра народного просвещения графа С. С. Уварова, университет в первый же год своего обновления наполнился молодыми людьми многих аристократических фамилий[359].
Вместе с разрешением носить шитые золотые петлицы на воротниках мундиров вменено было студентам в обязанность ходить постоянно в треугольных шляпах при шпагах (без темляка[360]) и отдавать честь царской фамилии и генералам, становясь во фронт и спустив с плеча шинель, как это требовалось от офицеров.
На первых порах отдание чести не обошлось без комичных сцен и недоразумений, так, например: один студент, возвращаясь с лекции, нес под мышкой несколько книг и тетрадей; встретив в это время генерала, он поспешил сбросить с плеча шинель, причем книги рассыпались, а с ними вместе и шинель упала на тротуар. Рассмеялся генерал, рассмеялся и студент.
Вот и другой случай: шли три студента по Адмиралтейской площади, вдруг нагоняет их государь. Ни один из молодых людей не отдал ему чести, потому что никогда его не видали и не имели понятия о различии формы генералов от других офицеров. Приказав остановить сани, государь подозвал к себе виновных и заметил им, что они не исполняют высочайшего повеления отдавать честь генералам.
Молодые люди оторопели, а один из них, худой, долговязый немец, растерянно спросил: «А разве вы генерал?» Государь усмехнувшись отвечал, что они скоро узнают, кто он, и вместе с тем отправил их на адмиралтейскую гауптвахту. Вечером того же дня несчастных юношей потребовали в Зимний дворец, где сначала накормили отличным обедом с вином, а затем дежурный флигель-адъютант привел их в кабинет императора.
«Ну! Надеюсь, что вперед вы меня уже узнаете, – сказал государь, – а теперь ступайте домой, но понимайте, что ежели я сравнял вас с офицерами, то и требую от вас того же чинопочитания. Передайте мои слова своим товарищам, прощайте!»
Письмо гр. Ф. П. Толстого к В. И. Григоровичу[361]
Почтеннейший друг Василий Иванович, простите, что так долго не отвечал вам на ваше письмо, полученное мною в Неаполе. Там мне некогда было; причину, которую вы узнаете из письма моего к А. И. Крутону, а, возвращаясь в Рим, остановился к вам писать до результата посещения государя императора Николая Павловича, приехавшего в Рим 1 (13) декабря в 4 часа пополуночи.
В этот же день в 11 часов его величество отправился с визитом к папе, в казацком мундире, а оттуда, переодевшись у себя, поехал в Ватикан, в самую церковь Петра. Мне дали об этом знать. Я тотчас же туда поехал, предварительно сказав пенсионерам быть непременно там же.
Так как господин Киль совсем нисколько не заботился о них, то я и взял на себя право представить их императору. Приехал я туда, когда государь был уже там, в сопровождении антиквария[362] Висконти, приставленного ему в чичероне[363], и всей свиты, приехавшей с ним из Палермо.
