Книга По ту сторону - Инга Андрианова

— Антон, не горячись, так нельзя! Ты же понимаешь, она не хотела тебя оскорбить. Ей стало обидно за мать, она просто пыталась меня защитить. Не принимай всерьез эту грубость. Ну пойми, наконец, у любого могут сдать нервы — она месяц назад потеряла отца.

— Не желаю ничего слушать! — рявкнул Антон. В этот момент его лицо напоминало маску языческого истукана.

— Подожди, успокойся, позволь, я все улажу!

Зная Антона, я уже понимала, что дочь он не простит, что будет помнить и мстить, но здесь и сейчас мне хотелось одного — маленькой передышки, временного призрачного мира, дающего шанс уцелеть. Я усадила Антона за стол, налила ему коньяка, сама устроилась напротив, покорно опустила голову. Больше всего на свете мне хотелось сейчас оказаться на далеком диком острове, где нет ни людишек, ни гнусных интриг, где мои дети плещутся в воде, и никто их не тащит на дно, где муж мой мирно засыпает по ночам и просыпается, счастливый и спокойный. Я понимала: не дело прятать голову в песок, ведь впереди вся жизнь, и в этой жизни есть место для добра и света. Но что-то мешало свободно вздохнуть, сбросить этот невидимый гнет, сдавивший грудь невыплаканной болью.

На следующий день мы отправились в гости к свекрови. Алиса с нами не поехала. Она не вышла нас провожать, не помахала в окно, не поцеловала Малыша. Когда я позвонила ей с дороги, она ответила, что смотрит телевизор и хочет пораньше лечь спать.

На место мы прибыли в семь. В дверях нас встретил лохматый Ерошка — дурашливый пинчер — новая любовь Эллы Ильиничны и Лерин подарок. Свекровь степенно расцеловала нас по рангу и пригласила к столу. За столом уже сидели гости: две дальние родственницы, Лерины дети и моя драгоценная мать в зеленом парадном костюме. Во главе восседала неизбежная Лера. Ее настороженный взгляд придал мне сил. Все-таки спеси в ней поубавилось, особенно в свете ее последнего романа. За эти годы Лера сильно подурнела. От былой свежести не осталось и следа: кожа поблекла, взгляд потух, уголки рта опустились. Жидкие рыжие кудряшки окончательно портили вид. Да, Лера была уже не та! Неизменным оставалось только отношение к ней свекрови, до дурноты восторженное. Она пристроила Антона против Леры, чтобы хозяин и хозяйка заняли свои места. Пока я раздевала Малыша, свекровь суетилась у стола. До меня то и дело долетал бодрый голос Антона, веселый беззаботный смех, обрывки непринужденной беседы. Сомнений не было: мое отсутствие семью не огорчает.

Наконец, со всеми застежками было покончено, и Малыш впервые предстал перед публикой. Народ с любопытством уставился на это новое явление. Я заняла свое скромное место и собралась уже представить Малыша, но Лере срочно приспичило выпить. На правах хозяйки дома, она изрекла очередную мудрость из жизни травоядных, чем привела в восторг свекровь и всю ее тусовку. Я предложила выпить за детей. Тост был благосклонно принят, и о Малыше тут же забыли. Весь вечер говорили исключительно о Лере, а я стремительно погружалась в то безвозвратное, как я надеялась, прошлое, в котором Лера учила нас жизни и грязным языком трепала наши имена. Когда затхлый душок полез из всех щелей, я опустила руку под стол и крепко сжала коленку мужа (старый фокус, означавший, что нам пора). Антон не отреагировал, вместо того, чтобы встать и проститься, он повернулся к Лере и начал рассказывать ей анекдот. Такого предательства я не ждала.

Время шло. Застолье затягивалось. Свекровь казалась полностью счастливой, мамаша пела Лере дифирамбы, а родственницы, словно два болванчика, кивали головами в такт.

В какой-то момент разговор зашел о детях, и я уже открыла рот, чтобы сказать хоть пару слов про Малыша, но тут услышала голос Антона:

— А у нас в семье завелся критик. Алиса взялась учить меня жизни.

Я поднялась из-за стола, давая знать, что не желаю обсуждать свою дочь. Антон надменно хмыкнул, проводил меня холодным взглядом.

— Да, тяжело растить чужих детей…

Когда почтенному собранию наскучило валять в грязи мою девочку, оно вернулось к божественной Лере и до окончания трапезы исполняло гимны ее совершенству, воспевало достоинства августейших отпрысков.

На часах было полдвенадцатого, когда мы двинулись в обратный путь. В кромешном молчании мы доехали до дома — говорить не хотелось. Хотелось только одного — никогда больше не видеть этих людей, не знать об их существовании, не помнить их имен. Машина въехала в гараж, и Антон понес наверх спящего Малыша. Я поднялась к Алисе, зажгла ночник и обнаружила, что комната пуста. На ватных ногах я обошла весь дом, комнату за комнатой — ни следа, ни намека…

В кармане задрожал мобильник, и голос матери заныл мне в ухо:

— Прихожу домой, а у дверей сидит Алиса. Ничего не слушает, ничего не объясняет. Говорит, что будет жить теперь со мной.

— Позови Алису! — скомандовала я, и мать послушно отдала ей трубку, — Что ты наделала! Как ты могла?

Меня прервал спокойный голос дочери:

— Не надо, мама! Я к вам не вернусь.

Кажется, в этот момент я потеряла сознание.

Так чей же это был сон?

Что происходит? Веки налились свинцом. Вокруг темно. Я, кажется, тону. Нет, не тону — передо мной зеленые круги. Один из них похож на спидометр. Должно быть, я в машине. Но почему же так темно? Я за рулем, но никуда не еду. Ах, да, я только что разбилась… Из динамика льется веселый мотив. Мелодия из прошлой жизни. Похоже я, спала, и мне приснился странный сон. Сон-приключение, длинною в жизнь. Да, мне приснилась моя жизнь. Отчего-то мне нехорошо. Должно быть, я не выключила двигатель. Забыла или не стала? Да что в конце концов произошло?

Ах, да… сегодня я решила умереть.

ТИШИНА…

Динь-динь!

Откуда этот голос?

— Динь-динь! Это я, отвечай поскорей!

Новый звонок — позывной Малыша. Точно, голос его… а звонит телефон. Я куда-то лечу, а телефон все зовет. Все, поняла — я прыгаю с парашютом, это мой первый прыжок без инструктора. Откуда здесь телефон? Полный бардак в голове! Десять секунд от начала полета. Десять секунд и вся жизнь целиком. Говорят, так бывает, когда падаешь вниз. Похоже, я не дернула кольцо. Не то, чтобы готовилась или настраивалась, просто решила — не буду дергать и все… а потом прожила свою жизнь. Из одной реальности в другую меня выдернул сын. Видно, на душе у него неспокойно. Как он теперь без меня, как Алиса? Ничего, вокруг люди умные, чего-нибудь да придумают. В любом случае, им дальше жить, со мной или без меня. Почему мне все равно? Отчего такая пустота? Не жалко никого, не жалко ничего. Нужно придумать, понять, зачем дергать кольцо. Земля уже близко, а в голове только липкая грязь. Ради детей — вот оно! они без меня пропадут, нельзя ломать им жизнь, калечить психику! Опять не то — это их жизнь, их психика — не моя. Нельзя жить ради кого-то, во имя чего-то, нельзя жить зачем-то! Все не то, все не так…

А может, назло, вопреки? Назло противозачаточным таблеткам, детским домам и психушкам, назло спецслужбам и системе, паршивым педагогам и дрянным докторам?