Книга Око за око - Гарри Тертлдав

— В противном случае у вас не останется ресурсов, и уже не будет иметь значения, чьи приказы вы выполняете, поскольку потеряете боеспособность, — заявил Александр Герман.

Глаза Николая Васильева вспыхнули яростным огнем:

— А когда у вас не останется ресурсов, наше перемирие потеряет смысл. Мы вернем Псков родине и припомним вам все, что вы здесь сделали.

— Вы можете попытаться в любой момент, — спокойно ответил Шилл. — Мы загоним ваших партизан в лес — или в могилу. Так что попробуйте нарушить перемирие.

Немецкий генерал смотрел Васильеву прямо в глаза. Бэгнолл видел, что он готов в любой момент обратить оружие против русских.

— Достаточно! — воскликнул Бэгнолл. — Вам не следует забывать, что от вашей вражды выиграют только ящеры. Можете ненавидеть друг друга потом, когда мы одержим победу в борьбе с общим врагом.

Курт Шилл и Александр Герман посмотрели на него так, словно он говорил на суахили. После того как Александр Герман перевел его слова Васильеву, тот тоже с удивлением уставился на англичанина. Но потом все трое задумались и кивнули.

— Вы правы, — сказал Шилл. — Нам следует об этом помнить.

— Да, — согласился Александр Герман, но не удержался, чтобы не повернуть нож в ране. — Но правда и то, генерал-лейтенант, что ваши запасы оружия рано или поздно подойдут к концу. И тогда вам придется воспользоваться ресурсами Советского Союза — в противном случае вы перестанете быть солдатами.

На лице у генерал-лейтенанта появилось такое выражение, словно он обнаружил в своем яблоке червяка — или, еще того хуже, половину червяка. Перспектива подобного сотрудничества с Советским Союзом его совсем не вдохновляла.

— У нас может получиться, — не сдавался Бэгнолл, обращаясь не только к офицеру вермахта, но и к русским партизанам.

И все же вовсе не шаткий мир между немцами и русскими вселял в него уверенность в благополучном исходе. Главная надежда заключалась в страстном романе, который завязался между немецким механиком, прилетевшим в Псков вместе с Людмилой Горбуновой, и русским снайпером Татьяной Пироговой (к огромному облегчению Бэгнолла и Джерома Джоунза). Они с большой подозрительностью относились друг к другу, но проводили время вместе всякий раз, когда у них появлялась такая возможность.

«Это должно послужить уроком для всех нас», — подумал Бэгнолл.

* * *

— Это должно послужить уроком для всех нас, — заявил Атвар, глядя одним глазом на изображение фабрики по производству противогазов в Альби, а другим на Кирела. — Всякий раз, когда наши системы безопасности подвергаются проверке, оказывается, что они недостаточно эффективны.

— Верно, благородный адмирал, — ответил Кирел. — И все же, разрушения оказались бы не слишком серьезными… если бы не отравляющий газ… Теперь, когда фабрика очищена, она может вновь начать работать.

— Да, физически. — Атвар чувствовал, что готов кого-нибудь покусать. Сейчас единственным подходящим объектом был ни в чем не повинный Кирел. — Конечно, дезактивация стоила нам жизней самцов Расы, и потери невозможно восполнить. Конечно, газовая атака уничтожила целую смену квалифицированных Больших Уродов. Конечно, Большие Уроды, которые работали в двух других сменах, боятся возвращаться на фабрику: во-первых, они нам не верят, во-вторых, опасаются новых атак дойчевитов — разве мы можем их винить, если сами боимся того же самого? Если обо всем этом забыть, фабрика действительно может быть запущена в любой момент.

Кирел съежился, словно опасался нападения Атвара.

— Благородный адмирал, нужно найти других тосевитов, которые обладают необходимой квалификацией; или объяснить местному населению, что они умрут от голода, если не станут на нас работать.

— Перевозить тосевитов из одного места в другое здесь гораздо сложнее, чем в цивилизованном мире, — сказал Атвар. — Дело в том, что все они разные. Есть французские и итальянские тосевиты, оккупационные и так далее. У каждого вида своя пища, свои языки, свои обычаи — и каждый вид считает, что он самый лучший. В результате они начинают враждовать. Мы пытались, Император тому свидетель. — Он опустил взгляд, но не столько из почтения, сколько от отчаяния. — И ничего не получилось.

— Значит, нужно применить другой подход, — предложил Кирел. — Большие Уроды, откуда бы они ни происходили, должны что-то есть. И если они не захотят производить противогазы, то умрут от голода.

— Хорошая мысль, но боюсь, это не решит наших проблем, — сказал Атвар. — Уровень саботажа на тосевитских фабриках, производящих для нас любые товары, чрезвычайно высок. Всякий раз, когда мы пытаемся заставить рабочих увеличить производительность или ухудшаем условия труда, они становятся практически неуправляемыми. Мы не можем этого допустить — ведь речь идет о производстве противогазов, которые имеют для нас огромное значение.

— Верно, — устало сказал Кирел. — Отравляющий газ Больших Уродов привел к снижению морали сражающихся самцов до такой степени, что они с большой неохотой отправляются в бой, если речь идет о территориях, граничащих с дойчевитами… германцами… А теперь и американцы начали повсюду применять газ. Если самцы не будут уверены в защите, их боевой дух упадет еще сильнее, и тогда трудно предсказать последствия.

— Да, этого допускать нельзя, — сказал Атвар.

А что, если самцы откажутся сражаться? Он не мог себе такого представить. Ни один командующий в истории Расы (да и в доисторические времена тоже) не сталкивался с такими проблемами. Дисциплина самцов Расы всегда оставалась на высоком уровне — но еще никогда она не подвергалась столь суровым испытаниям.

— Если самцы дрогнут, благородный адмирал, — заявил Кирел, — возможно, мы сможем поднять их боевой дух при помощи тосевитского растения под названием имбирь.

Атвар посмотрел на Кирела двумя глазами сразу.

Кирел согнулся еще сильнее.

— Я только пошутил, благородный адмирал, ничего более.

— Плохая шутка, — прорычал Атвар.

Однако идея была далеко не самой худшей в сложившихся обстоятельствах — и это испугало его больше всего.

* * *

В Лодзи прозвучал сигнал воздушной тревоги ящеров. Но он не имел ничего общего с воем сирен — как у людей. Сигнал напомнил Мордехаю Анелевичу шипение котла с жиром — котла размером с половину Польши. Немного подумав, он пришел к выводу, что это многократно усиленный звук, который издает напуганный ящер.

Все это мгновенно промелькнуло у него в голове — и он, не теряя времени, натянул противогаз. Затем вместе с остальными евреями, сидевшими в кабинетах над пожарным депо, бросился в герметично закрытое помещение. Люди бежали, толкая друг друга, ругаясь, спотыкаясь и падая.

Анелевич оказался в убежище как раз в тот момент, когда взорвалась нацистская ракета. Мордехай попытался по звуку определить, как далеко она упала, но несущие отравляющий газ ракеты взрывались не так громко, как обычные снаряды. Зато боялись их гораздо сильнее.