Книга Русский Лондон - Сергей Романюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И сколько сокровищ в живописи, в антиках, рассеяно по сельским домам! Давно уже Англичане имеют страсть ездить в Италию и скупать все превосходное, чем славится там древнее и новое Искусство; внук умножает собрание деда, и картина, статуя, которою любовались художники в Италии, навеки погребается в его деревенском замке, где он бережет ее как златое руно свое: почему, теряясь в лабиринте сельских парков, любопытный художник может воображать себя Язоном…
Во все стороны Лондонская окрестности приятны; но смотреть на них хорошо только с какого нибудь возвышения. Здесь все обгорожено: поля, луга; и куда ни взглянешь, везде забор – это неприятно.
Самыя лучшия места по реке Темзе; самые лучшие виды вокруг Виндзора и Ричмонда, который в древния времена был столицею Британских Королей, и назывался Шен: что на старинном Саксонском языке значило блестящий. Теперь Ричмонд есть самая прекраснейшая деревня в свете, и называется Английским Фраскати. Тамошний дворец не достоин большого внимания; сад также – но вид с горы, на которой Ричмонд возвышается амфитеатром, удивительно прелестен. Вы следуете глазами за Темзою верст 30 в ея блистательном течении сквозь богатыя долины, луга, рощи, сады, которые все вместе кажутся одним садом. Тут прекрасно видеть восхождение солнца, когда оно, как будто бы снимая туманный покров с равнин, открывает необозримую сцену деятельности в физическом и нравственном мире. Я несколько раз ночевал в Ричмонде, но только однажды видел восходящее солнце. Между Ричмонда и Кингстона есть большой парк, называемый New-Park, которого хотя и нельзя сравнять с Виндзорским, но который однакожь считается одним из лучших в Англии; Величественныя дерева, прекрасная зелень; а всего лучше вид с тамошнего холма: шесть провинций представляются глазам вашим – Лондон – Виндзор…
Я один раз был в славном, Кьюском саду, Kew-Garden, место, которое нынешний Король старался украсить по всей возможности, но которое само по себе не стоит того, хотя в описаниях и называют его Эдемом: мало, низко, без видов. Там Китайское, Арабское, Турецкое перемешено с Греческим и Римским. Храм Беллоны и Китайский павильйон; храм Эола и дом Конфуциев; Арабская Алгамра и Пагода!
Из Ричмонда ходил я в Твитнам (Twickenham), миловидную деревеньку, где жил и умер Философ и Стихотворец Поп. Там множество прекрасных сельских домиков; но мне надобен был дом Поэта (принадлежащий теперь Лорду Станопу). Я видел его кабинет, его кресла – место, обсаженное деревами, где он в летние дни переводил Гомера – грот, где стоит мраморный бюст его, и откуда видна Темза – наконец столетнюю иву, которая чудным образом раздвоилась, и под которою любил думать Философ и мечтать Стихотворец; я сорвал с нее веточку на память.
В церкви сделан Поэту мраморный монумент, другом его, Доктором Варбуртоном. На верху бюст, а внизу надпись, самим Попой сочиненная:
«Прочь, Цари и Герои! дайте покойно спать бедному Поэту, который вам никогда не ласкал, к стыду Горация и Вергилия!»
Гамтон-Каурт, построенный Кардиналом Вольсеем, верстах в 17 от Лондона, на берегу Темзы, удивлял некогда своим великолепием, так что Гроций назвал его в стихах своих дворцом мира, и прибавил: «везде властвуют боги; но жить им прилично только в Гамптон-Каурте!» – Пишут, что в нем сделано было 280 раззолоченных кроватей с шелковыми занавесами для гостей, и что всякому гостю подавали есть на серебре, а пить в золоте. Английской Ришелье и Дюбуа – так можно назвать Вольсея – наконец сам испугался такой пышности, зная хищную зависть Генриха VIII, и решился подарить ему сей замок, в котором после жила умная и добродетельная Королева Мария, дочь Иакова II. Архитектура дворца отчасти готическая, но величественна. Внутри множество картин, из которых лучшия Веронезова Сусанна и Бассанов потоп. Кабинет Марии украшен ея собственною работою. – Гамптонские сады напоминают старинный вкус.
В заключение скажу, что нигде, может быть, сельская Природа так не украшена, как в Англии: нигде не радуются столько ясным летним днем, как на здешнем острове. Мрачной флегматической британец с жадностию глотает солнечные лучи, как лекарство от его болезни, сплина. Одним словом: дайте Англичанам Лангедокское небо – они будут здоровы, веселы, запоют и запляшут как Французы.
Еще прибавлю, что нигде нет такой удобности ездить за город, как здесь. Идете на почтовой двор, где стоит всегда множество карет; смотрите, на которой написано имя той деревни, в которую хотите ехать; садитесь, не говоря ни слова, и карета в положенный час скачет, хотя бы и никого, кроме вас, в ней не было; приехав на место, платите безделку, и уверены, что для возвращения найдете также карету. Вот действие многолюдства и всеобщего избытка!
…Видеть Англию очень приятно; обычаи народа, успехи просвещения и всех искусств достойны примечания и занимают ум ваш. Но жить здесь для удовольствий общежития, есть искать цветов на песчаной долине – в чем согласны со мною все иностранцы, с которыми удалось мне познакомиться в Лондоне и говорить о том. Я и в другой раз приехал бы с удовольствием в Англию, но выеду из нее без сожаления.
П. П. Свиньин
Ежедневные записки в Лондоне
Первый вопрос путешественнику, бывшему в Париже и Лондоне – делается обыкновенно: в которой из двух столиц веселее? Вот мой ответ.
Нельзя не признаться, что Французский народ есть самый: веселый, любезный, приятный. Качества сии с перваго разу совершенно обворожат приехавшаго в Париж иностранца. Нельзя не плениться услужливостию, с какою предлагают вам удовольствия, догадливостию – с какою узнают ваши желания, легкостию, – с какою получаете все наслаждения! Задумайте – и все явится к услугам вашим. Как прекрасно! как весело! Но пари, четыре месяца пройдет… сердце начнет чувствовать непонятную пустоту, удовольствия, легко доставаемыя, станут терять свою цену – будешь скучать безпрестанной удаче, досадовать на возможность и зевать посреди удовольствий. Наконец с закруженною головою, с сердцем полным – но пустым, с душею свободною, но усталою – выедешь из Парижа в совершенной безчувственности, и только при первом взгляде на синеющияся башни Парижския – начнешь дышать свободнее, обрадуешься, что имел силы вырваться из сего волшебнаго мира, поздравишь себя с решимостию, восторжествуешь… Ни одно сладкое воспоминание, ни одно чувство привязанности не возмутит непритворной радости, не произведет вздоха о потере – все будет представляться воображению сквозь завесу – одним словом, все скоро превратится в сон.
Приехавши в Лондон и встречая повсюду важныя лица, безмолвную тишину, холодность, равнодушие – непременно почувствуешь скуку и неудовольствие. Никто тебе не обрадуется; самыя рекомендации не растворять дверей дружества – но чем более знакомишься, чем более узнают тебя, тем яснее видишь, что сия холодность есть не что иное, как похвальная осторожность, старайся и – найдешь друзей, друзей верных, истинных. Старайся нравиться – и познаешь совершенное чувство любви. Милые Англичанки не умеют любить из кокетства или сладострастия, но умеют любить всею душею страстною, пламенною; их мнимая холодность не есть равнодушие, но также благоразумная осторожность и чистота нравов. Ищи и – откроешь все возможныя удовольствия, все изящныя наслаждения – а кто не дорожит собственным открытием?
