Книга У каждого свой путь в Харад - Анна Р. Хан

– Почему – казнить? Мы же не убийцы, не грабители…

Листопад усмехнулся:

– Это мы-то? А врешь ты гладко. Или это память девичья, короткая?

– Ну это же не специально было все…

Монах посерьезнел:

– Смотри-ка, ты научилась сговариваться с совестью. И это та девочка, что покорно умирала на чердаке, вместо того, чтобы спуститься и стащить еды с ближайшего огорода. Покушение на соседскую капусту было вселенским грехом, даже в свете вероятной смерти от голода. И ведь совсем недавно это было. А теперь? Нападение на монаха, грабеж его же прямо посреди спокойного Веньеверга, потом несчастный низкорослик… А ты помнишь, что мы его зашили и бросили? А что, если он там умер от голода или бабка его зашибла? И ты все эти грехи быстро так отпустила себе…

Оденсе подняла глаза, встретившись с его взглядом. Она надеялась увидеть хотя бы намек на такой милый ей веселый тон, означающий, что все сказанное не более чем шутка. Но в этот раз монах был предельно серьезен. Он смотрел в глаза берегини и пытался найти какую-то сокровенную истину.

– Наверное, поэтому Светлое Братство так рьяно оберегало не только маленьких берегинь, но и их семьи. Ты жила словно в мягкой пушистой реальности, в которой невозможно удариться, как сильно бы ты ни упала. В обычном мире тебе приходится бороться, но это утомительно – и ты опускаешь руки и вместо борьбы в конце концов начинаешь торговаться.

– Я не торгуюсь! – Из глаз Оденсе брызнули слезы. Слова монаха заставили зазвучать все тщательно заглушаемые ею голоса, твердившие, что она одна виновата во всем. – Я все понимаю. Но не хочу все время думать об этом.

– А это еще хуже. Делать что-то, знать, что это неправильно, – и не думать об этом.

– Я пытаюсь жить.

– Нет, – покачал головой монах. – Ты пытаешься жить как все. А это не одно и то же.

Он помолчал, потом потянул на себя край шубы, чтобы спрятать под нее озябшие ступни.

– Тем более ты не такая, как все. И ты это знаешь. Тогда для чего тебе глупые оправдания? Ты должна отдавать себе отчет за каждый шаг и нести ответственность за них. А не стараться тут же отмахнуться и забыть. Именно потому, что ты можешь их помнить, можешь понять, почему это неправильно. Для того чтобы изо всех сил стараться не оступиться вновь. И остальным это знание передать. А что будет, если отмахнешься? Оправдаешься?

– Я не буду чувствовать себя виноватой.

– Именно! А чувство вины великолепный моралист. Оно даже лучше, чем я. Со мной разговор редко на эти темы заходит. А вина – она всегда рядом, никогда не устает. И если не душить и дать волю, орет так громко, что можно оглохнуть.

– Пусть даже так. Что это меняет?

– О, зачастую это меняет все. Когда появляется такой человек – мир меняется.

Оденсе подсела поближе к мужчине и поделилась с ним теплом своей шубы.

– Если бы я не оправдывалась, мир был бы другим?

Листопад наконец снова улыбнулся:

– Ты так буквально все понимаешь…

– И мы были бы не в клетке? И кандалов не было бы?

– И рубишь сплеча.

– Моя совесть – это моя совесть. И на окружающий мир она никак влиять не может.

– Это говоришь ты? Берегиня, которая исцеляет мою руку, меняя мир, утверждает, что человек не может этого делать? Так что – ты делаешь невозможное?

– Это дар! – воскликнула Оденсе. – Это воля Создателя, милость Его к своим занедужившим детям, и Мать Берегиня дает на это силы. При чем тут я? Я сама не меняю ничего.

– Ты не понимаешь, потому не можешь этого принять. Если ты посмотришь на мир в целом, ты увидишь – каждый из нас меняет что-то вокруг себя. Меняем других людей. И весь мир в целом становится другим. Но начинать все надо с себя.

– Мир меняется, а мы по-прежнему остаемся под арестом, заметь. – Оденсе усмехнулась, а потом прижалась к боку монаха. Она почувствовала, что тот продрог насквозь. – Но даже по твоим словам выходит, что один человек ничего не может изменить. Тех, кто меняет мир, должно быть много. Это должно быть Светлое Братство. Или орден. У них получается, к слову сказать. Должна быть какая-то сила.

– Иногда одного человека достаточно. Ты не слышала о Небывалом королевстве?

– Это такая сказка?

– В этой сказке все до единого слова – чистая правда, поверишь?

– И наверняка каждое из них меняет мир!

Листопад внимательно посмотрел ей в глаза и весомо ответил на ее замечание:

– Иногда. – Он приобнял ее одной рукой и прислонился спиной к решетке. – Как-нибудь я расскажу тебе ее, не утаив ни одной детали.

– Но не сейчас?

– Не сейчас.

– Потому что нас могут казнить и ты боишься не успеть рассказать все до самого конца?

Листопад тихо рассмеялся:

– Я же сказал уже – нас не казнят. В Рымане казнь чужестранцев под запретом.

– Странно. Своих подданных убивать можно, а чужих жалко?

– Чужих нельзя как раз потому, что своих жалко. Рыман вечно со всеми на ножах, но открытого столкновения избегает. А казнь подданного чужого государства сродни пощечине, полученной прилюдно. И кто будет после разбираться, заслуженно она была получена или нет? Даже если это самый жуткий злодей, казнить его должны на родине.

– А где у нас родина?

– Вот это – очень хороший вопрос. Над ним стоит поразмыслить…

– Странные эти арестованные, никогда таких не видел, – сказал один конвойный другому. – Разговаривают, смеются…

– Точно, – поддакнул тот. Они уже не первый раз сопровождали пойманных в провинции нарушителей рыманских законов. – Словно на пикник едут в карете, а не в клети железной в тюрьму.

– И не брат и сестра они, точно тебе говорю. – Их лошади шли шагом на участке дороги, где телега с арестантами замедлила ход из-за выбоин и камней.

– А кто тогда? На полюбовников не похожи…

– Да хрен их разберет. Что-то промеж них есть, но что, не пойму.

– А тебе оно надо? Баба какая-то хлипкая, бледная. С чего бы тебя интересовало, кто она ему?

– Вот точно сказал – не надо… Была бы посбитее, я б уж не растерялся да перемигнулся с ней пару раз… А то не поймешь – то ли баба, то ли тень от нее…

– Я все никак в толк не возьму – меня это каким боком касается?

Свеча на столе оплывала, большей частью она уже сгорела, как и долгая длинная ночь. Рийхан, начальник охраны внешнего кольца рыманских укреплений, досадливо тер переносицу. Он разбирал донесения, сложенные на столе стопкой. Ни конца ни края этому процессу не было.

Рийхан встал, накинул на плечи висевший на спинке стула камзол. Потом подошел к окну. В темноте ночи носился белый ветер. Зима была на удивление не холодной. Никаких тебе метелей, многодневных снегопадов. Хотя, если подумать, еще только январь. Может, зима только разгон берет, впереди и самый непредсказуемый февраль, и переменчивый март. Есть еще время все вокруг выморозить и застудить.