Книга Белые Волки Перуна - Сергей Шведов

- Вячеслав - мой сын, - сказал побуревший Изяслав. - А про Владимира мне неведомо.

- Если ты не знаешь, так, может, спросить с Перуна? - вскипел князь.

- Тогда уж с воеводы Ладомира, - вздохнул Глот. - Ребенок с ним схож обличьем.

Владимир хотел уже было и на новгородца пыхнуть гневом, но передумал и махнул рукою на лавку у стены:

- Садись, боярин, в ногах правды нет.

Глот откликнулся на приглашение князя с охотой, поскольку от долгого стояния у него уже загудели ноги. Владимир, перегорев в ругани и крике, тоже присел в креслице, явно успокоенный.

- Много мечников у Ладомира? - спросил князь у Глота.

- По моим прикидкам не меньше двух сотен.

- На Руси Перуновых печальников много, - вскинул глаза вверх Ратша. - Если захороводится Ладомир против новой веры, то без труда соберёт и тысячу и более.

Князь Владимир метнул на ближника недовольный взгляд, но смолчал. Потому как возразить было нечего - прав боярин. Киевляне-то из уважения к Великому князю поклонились греческому богу, а вот в Новгороде не обошлось без крови. По словам того же Глота, до двухсот человек полегло в замятне. И в иных-прочих местах, если рьяно взяться, ещё больше можно порешить народу. Сразу прибавиться недовольных Великим князем.

- К новой вере привлекать надо не таской, а лаской, - заметил молчавший до сих пор Отеня.

Воевода после днепровского крещения вновь вошёл к Великому князю в доверие, и мысль он высказал дельную. Ещё недавно тем же радимичам по слову Великого князя рубили головы за ради Перуна, а если теперь начать рубить за ради Христа, то в умах простых людей может завариться такая каша, что не враз расхлебаешь.

- Чернец-то отошёл от наговора ведуньи? - повернулся князь к новгородцу.

- Конечностями вроде отошел, а про причинное место даже и не скажу.

От тех Глотовых слов все ближники зашлись смехом, а служки христовы, что пребывали поодаль в молчании, не дрогнули ликами. Было их трое, а четвёртым греком числился Анастас, вывезенный князем из Херсонеса, который сидел как бы сам по себе, не мешаясь с другими. И чернецы его не любили, и ближники княжьи. Ибо пронырлив был этот грек и льстив без меры. А князю он потому полюбился, как догадывались многие, что через него можно было узнать то, о чём предпочитали помалкивать христовы служки. Анастас сведущ и в вере, и во многих византийских делах, к которым у Владимира после женитьбы на сестре императоров проснулся интерес.

- Ладомир - это беда малая, - осторожно заметил боярин Шварт. - Если с новой верой спешить не будем, то всё само собой утрясётся потихоньку. Стол великокняжий воеводе не по плечу, да он и примеряться не будет, разве что совсем выйдет из ума. А вот с этим Перуновым сыном будут хлопоты. Даже если извести малого, то волхвы найдут другого с такими же волосёнками и объявят его истинным сыном Ударяющего.

Шварту никто не возразил - всё разумно рассудил хитроватый боярин. Можно разорить Перуновы капища и истребить волхвов, но на это уйдёт немало времени. Есть капища в местах совсем непроходимых, да и волхвы стали сейчас осторожными. Или взять того же волчонка – не станешь же переводить всех детей, у которых волосёнки расцвечены Даждьбогом. Рассказывал тут как-то грек Никифор про царя Ирода, но князю Владимиру такая слава, конечно, ни к чему.

- Надо, чтобы отец признал этого ребёнка, - заметил Отеня. - Либо боярин Изяслав, либо боярин Ладомир, и тогда он будет либо Ставрова, либо Гастова рода. На отцовы нажитки он, сможет рот разевать, а на княжий стол нет. Эка невидаль - Перунов сын. Да таких сынов во многих славянских семьях после весенних да летних гульбищ во имя богов не по одному считают.

- Мне такой сын не нужен, воевода, - хмуро бросил Изяслав. – А Милава мне не жена.

- О том, что не жена она тебе, надо бы всем громко объявить, уходя из Плеши, - возразил ему Отеня. - А ты промолчал, земель тебе стало жалко. Но это не поздно сделать сейчас. А про Милаву надо сказать, что она жена Ладомира, и что свадьба на холме была между ними, а не между Перуном и Макошью, как о том врут Перуновы волхвы. А если кто не верит боярину Изяславу, то пусть спросит у волхвов Велесовых, Стрибоговых, Хорсовых и прочих - была ли та свадьба на Плешанском холме свадьбой бога и богини? И все волхвы ответят, что не была. А у Перуновых ближников после смерти Вадима сильного кудесника нет и веры им теперь меньше.

Князь Владимир слушал Отеню, не перебивая, а по смурному его лицу трудно было определить, одобряет он эту речь или отвергает. Но по разумению многих ближников княжьих, рассудил воевода неглупо. И Шварт об этом сказал, и Ратша, и даже не шибко умный Будимир. А Изяслав промолчал, потому как ему в Отенином раскладе отводилось главное место в утишении Плеши. Плешь, конечно, городок небольшой, его можно успокоить княжьей волей, а вот как быть с воеводой Ладомиром?

- Ладомир ушёл с Плеши, - возразил Изяславу новгородец Глот. - Если уж он восстал в открытую на князя, то что ему дожидаться в том городке - смерти разве что.

После Глотовых слов на сердце Изяслава стало полегче. Плешь без Ладомира и его Волков Ставрова сына не пугала. И даже что-то похожее на злобу шевельнулось в душе - припомнил, как гнали его на холм плешанские жёнки. Если бы не причалил тогда к пристани Ладомир под раскаты грома, так забили бы Изяслава до смерти. А как уходил с Плеши, так никто ему не сказал вслед доброго слова. Ну, и о землях плешанских тоже не надо забывать. Боярин Ставр по сию пору получает с тех земель изрядную долю, а об Изяславе как бы забыли все.

- Если я от Милавы откажусь, то за кем останется земля, за мной или за Хабаром? - спросил Изяслав у князя.

- За твоим сыном Вячеславом, а до его повзросления за тобой.

- А Ладомировы земли? - подал голос Басалай. - За ним ведь ещё и два города ятвяжских, с которых он подати берёт в свою мошну.

Среди княжьих ближников началось шевеление. Как-то за спорами упустили из виду, что Плешь лакомый кусок и стоит она на бойком месте. Недаром же Ладомир так разжился.

- Ятвяжские городки я беру под свою руку, - небрежно бросил князь, сразу утишив взыгравшие было страсти. - А все Ладомировы земли и все его нажитки отдам тому боярину, который утишит Плешь и сядет там твёрдой опорой Великому князю и полоцкому наместнику Позвизду.

Охотников что-то не находилось. Не больно-то честь велика - из княжьих ближников в порубежные воеводы. Через месяц- другой все забудут, что был такой боярин на Киевщине. Если уж ехать на Плешь воеводой, то от великой нужды или по княжьей немилости.

Владимир смущение ближников понял правильно, а потому и редкая по нынешним временам усмешка тронула его губы. Мог он с того развесёлого настроения ткнуть пальчиком в какого-нибудь ближника, с наказом строгим - послужить Великому князю в дальних землях. С Владимира станется, он на такие шутки горазд.

- Сам не сяду, - сказал Изяслав. - Но дельного воеводу для Плеши найду и помогу ему там утвердиться.