Книга Дело о неприкаянной душе - Сергей Садов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Полагаю, – заговорил он во всеобщей тишине, – что данный вопрос слишком серьезен, чтобы обсуждать его здесь в таком бедламе. Что касается практики, то, думаю, Эзергиль заслужил отметку «великолепно». Заставить своего соперника работать на себя – это высший класс чертова искусства. Что касается мастера Ксефона, то ему придется на следующий год попробовать еще раз. Господин Викентий, центр споров Ада официально уведомляет вас, что вы проиграли спор Морсифию. Мастер Эзергиль, леди Альена, полагаю, что школа не место для демонстраций. Ваше предложение будет рассмотрено. Но не здесь и не сейчас. Всего хорошего, господа.
Председатель медленно встал и направился к выходу. И ни у кого не возникло желания поспорить с ним. Вся комиссия молча последовала следом. Когда все вышли, я уселся на стол, вытерев вдруг вспотевший лоб. Но тут ко мне подскочил Ксефон.
– Думаешь, самый умный, да?! – с ненавистью прошипел он. – Посмотрим! Я это так не оставлю!!! Я тебя все равно достану! Достану и урою!
Я только отмахнулся от него. Вмешался директор.
– Мастер Ксефон, – холодно произнес он. – Кроме того, что вы не умеете думать и делать выводы, вы еще не умеете и проигрывать. А это очень важное качество, поверьте мне. Порой проиграть красиво стоит любого выигрыша. В чем вы обвиняете своего одноклассника? В том, что он оказался хитрее вас? Шансы у вас были одинаковы.
Ксефон спорить с директором не решился и выскочил из класса, даже не взглянув на него. И с Викентием он не попрощался. Викентий же все это время молча просидел за партой, опустив голову. Но когда за Ксефоном хлопнула дверь, он вздрогнул и встал. Не поднимая головы, попробовал покинуть класс, но наткнулся на Альену. Девочка посторонилась, но на Викентия уже обратили внимание. Он замер. Поднял голову. Наши с ним взгляды встретились. Он криво усмехнулся. Потом повернулся к директору. Хотел что-то сказать, но только пошевелил губами. Повернулся и направился к выходу.
– Господин Викентий, – позвал его директор. Наш классный руководитель замер около двери, но поворачиваться не стал. – Я жду вас сегодня по поводу спора. Потом, думаю, у вас останется еще одно желание. Собственное.
Викентий вышел. Директор покачал головой.
– Я совершенно не собирался его выгонять, – сообщил он мне зачем-то. – Викентий хороший педагог. Только чрезмерно самонадеянный. Эту самонадеянность я и хотел с него сбить. Он сам сегодня выбрал свою дорогу. Когда сказал, что метит на мое место.
В общем-то меня это никоим боком не касалось. Более того, я был даже рад, что Викентий больше не будет нашим классным. Уж слишком у нас натянутые отношения с ним были. Да и этот выигрыш он бы мне не простил. А Викентий – это не Ксефон. Так что я поспешил перевести разговор, чтобы впоследствии директор не пожалел о своей откровенности.
– Господин директор, а как быть с нашим договором? Помнится, мне полагается что-то около пятисот монет.
Директор рассмеялся.
– Помню, не переживай. Сейчас стрясу свое с Викентия, и ты получишь. Заслужил, нечего сказать. Я, конечно, знал, что ты победишь, но заставить врага служить себе… тут ты меня удивил. Ладно, мне надо разобраться с Викентием. Заходи через час. Там тебя и будет ждать законная награда.
Я кивнул.
– Обязательно. А пока прогуляюсь. Альена, пойдем в парк. Там должен новый аттракцион открыться.
Альена молча вышла за мной в коридор, но здесь довольно сурово посмотрела на меня.
– Эзергиль, ты мог бы отказаться от своего выигрыша! Это… это… нечестно! Получается, что ты помогал Алеше не из-за того, что он нуждался в помощи, а потому, что ты должен был за это деньги получить!
– Конечно, – согласился я. – А еще я за это получал зачет по практике. Как считаешь, зачет по практике и пятьсот монет не слишком мало за помощь людям?
– Эзергиль! Ты несносен! Хам!
– Знаю. Ты мне об этом неоднократно говорила. Знаешь, чтобы сэкономить в дальнейшем время, вместо всяких там подонков, хамов, бессердечных называй меня просто «черт». Я пойму.
Альена вздохнула.
– Порой я не понимаю, когда ты шутишь, а когда серьезен.
– О, тут все просто. Когда я серьезен – я шучу, а вот когда шучу – то я смертельно серьезен.
– Ты нарочно меня пытаешься запутать?
– Не знаю. По моему скромному мнению, запутать можно только того, кто хочет запутаться. Так мы идем в парк или нет?
– Нет. – Альена развернулась и зашагала по коридору. Я ее догнал и пристроился рядом.
– Ты что, обиделась, что ли?
Альена мотнула головой.
– Нет. Но я обещала прийти только на комиссию. Ты-то сдал свою практику, а мне еще сдавать.
– Да тебе-то что волноваться? Думаешь, не сдашь?
– Не знаю. Я очень много ошибок сделала. Ведь из-за нашей ошибки и отец Федор погиб. До сих пор себе простить не могу.
Я молча зашагал рядом. Потом задумчиво кивнул.
– На самом деле тут больше моя вина. В конце концов, и план был мой.
– Я же не дурочка! И своя голова на плечах имеется. Я ведь знала столько же, сколько и ты. Подумать немного могла бы.
– Знаешь, сейчас глупо обвинять себя. Да, наша вина есть. Виноваты мы. Но ошибку уже не исправить. Ее можно принять к сведению и не повторять. И я бы на твоем месте исключил ошибки из отчета.
Альена уничижительно посмотрела на меня.
– Ничуть не сомневаюсь, – едко отозвалась она.
– Нет, – замотал я головой. – Ты не поняла. Ошибки, если ты что-то делаешь, а не лежишь на печи, у тебя будут. Никуда от них не деться. Другое дело – отношение к ним. Можно до конца жизни каяться в них и потом боятся чихнуть лишний раз – вдруг заразишь кого невзначай. А можно учиться на ошибках. Но в любом случае знать о них лучше только тебе. Другим знать о них совершено не обязательно.
– Я разберусь, Эзергиль, – холодно отозвалась Альена.
– Разберись. Но ошибки надо исправлять и не повторять, а не каяться в них, выставляя на всеобщее обозрение. Это уже мазохизмом попахивает. Ты еще с людей пример возьми. Бери железный хлыст, разуйся и вперед босиком по дорогам, хлеща себя по спине. Всем будет видно твое искреннее раскаяние.
Альена даже не удостоила меня ответа.
– Слушай, если мне не веришь, то хоть дядю моего спроси.
Альена остановилась. Впервые я видел у нее на лице сомнение.
– Думаешь, он тебя поддержит?
Я неуверенно помялся.
– Не во всем, – честно признал я. – Думаю, многие вопросы он оставит на твое усмотрение и твою совесть. Однако я достаточно был с дядей, чтобы понять ход его мыслей. Есть искренность и есть Искренность. Одна выставляется напоказ, а другая просто есть. Вот и реши, чего в твоем отчете больше.