Книга В поисках тигра - Коллин Хоук

Я ждала. И очень скоро почувствовала, как сокрушительная волна обиды захлестнула меня. Посреди рая, празднуя свой день рождения в окружении любимых людей, я переживала свой личный, персональный ад. Мои глаза наполнились слезами. Извинившись, я встала и быстро отвернулась. Кишан, смущенный не меньше, чем я, тоже поднялся из-за стола.

Перед тем как уйти, я нашла в себе силы с деланым оживлением спросить у мистера Кадама, не могли бы мы с ним завтра опробовать машину.

– Конечно, – тихо ответил он.

Поднимаясь по лестнице, я услышала, как Кишан выясняет отношения с Реном. Он с подозрением в голосе спросил его:

– Что ты сделал?

И Рен тихо ответил ему:

– Я не знаю.

Эпилог

Нелюбимая

На следующее утро я проснулась с твердым намерением не вешать нос. Рен ни в чем не был виноват. Он не понимал, что сделал и почему мне от этого так больно. Он не помнил ни про носки, ни про мой запах, ни про то, что когда-то выбрал персиково-сливочное мороженное вместо шоколадного с арахисовым маслом. И вообще, неужели можно устраивать сцену из-за какого-то мороженого? Это же пустяки!

Никто не помнил об этих мелочах. Никто не знал о них. Кроме меня. Поэтому с утра я отправилась с мистером Кадамом кататься на новеньком кабриолете и постаралась радоваться, когда он демонстрировал мне удивительные свойства автомобиля. Только все было напрасно. Я механически выполняла нужные действия, но внутри у меня все оцепенело. Я была в отчаянии. Мне казалось, что я имею дело с двойником Рена. Он был как две капли воды похож на моего Рена, он даже разговаривал, как он, но при этом в нем погасло что-то важное. Чего-то недоставало.

После прогулки я планировала потренироваться с Кишаном, поэтому быстро переоделась, прошла через прачечную и спустилась по лестнице в спортзал. И остановилась, услышав доносившиеся оттуда голоса. Я не хотела подслушивать, но когда услышала свое имя, то не смогла уйти.

– Ты обижаешь ее, – сказал Кишан.

– Ты думаешь, я этого не понимаю? Я не хочу причинять ей боль, но я не могу заставить себя почувствовать то, чего не чувствую!

– Неужели ты не можешь хотя бы постараться?

– А я что делаю?

– Не морочь мне голову! Да ты мороженому уделяешь больше внимания, чем ей!

Рен раздраженно вздохнул.

– Послушай, я не хотел об этом говорить, но… В ней есть что-то… отталкивающее.

– Что ты несешь?

– Я не могу описать это. Просто каждый раз, когда я нахожусь рядом с ней… мне хочется поскорее сбежать. Я чувствую облегчение, когда ее нет рядом.

– Да как ты можешь даже говорить такое! Ведь ты любил ее! Ты жить без нее не мог! Ты желал ее так, как никогда и ничего не желал в своей жизни.

Рен негромко ответил:

– Но я не могу даже представить себе, что когда-то был способен испытывать к ней нечто подобное. Да, она милая, довольно симпатичная, но слишком юная. Какая жалость, что я был влюблен в нее, а не в Нилиму!

– В Нилиму? – гневно воскликнул Кишан. – Но она нам все равно что сестра! Ты никогда не испытывал к ней никаких чувств!

– Зато с ней намного проще, – все так же тихо ответил Рен. – По крайней мере, она не преследует меня тоскливыми взглядами своих больших карих глаз!

Братья долго молчали. Я с такой силой закусила губу, что почувствовала во рту привкус крови, но даже не заметила боли.

Наконец Кишан снова горячо заговорил:

– Келси – мечта любого мужчины. Она идеально тебе подходит! Она любит стихи и готова часами слушать, как ты поешь или играешь на мандолине. Она все эти месяцы ждала тебя, в конце концов, она много раз рисковала жизнью, чтобы спасти твою блохастую белую шкуру! Она нежная, любящая, добрая и красивая, она сделает тебя немыслимо счастливым.

Повисла долгая пауза. Потом Рен недоверчиво проронил:

– Ты любишь ее!

Кишан ответил не сразу и так тихо, что я с трудом расслышала его слова.

– Ни один мужчина в здравом уме не может не любить ее, следовательно, ты безумен.

Рен задумчиво ответил ему:

– Что, если я и раньше никогда не любил ее? Возможно, я был ей благодарен, поэтому позволил ей верить, будто влюблен в нее, но сейчас я не чувствую даже этого.

– Поверь мне, Рен! Благодарность не имеет ничего общего с тем, что ты испытывал к ней. Ты чах по ней долгие месяцы. Ты протоптал тропу в ковре, часами мечась туда-сюда после ее отъезда. Ты написал тысячи любовных стихотворений, воспевая ее неземную красоту и убожество своей жизни без нее. Если не веришь мне, поднимись в свою комнату и прочитай своими глазами все, что ты накропал!

– Я читал.

– Так в чем тогда дело? За всю твою жалкую жизнь я никогда не видел тебя таким счастливым, каким ты был рядом с ней. Ты любил ее, в этом нет никаких сомнений.

– Я не знаю, в чем дело! – взорвался Рен. – Может быть, это следствие бесконечных пыток. Может быть, Локеш вставил мне в мозги нечто такое, что выжгло дотла всю память о ней. Но когда я слышу ее имя или ее голос, я весь сжимаюсь. Я жду боли. Я не хочу этого, Кишан. Это несправедливо по отношению к нам обоим. Она не заслуживает того, чтобы я лгал ей. Даже если я когда-нибудь научусь ее любить, память о пытках все равно никуда не денется. Каждый раз при взгляде на нее я вижу Локеша, который спрашивает, спрашивает… Я не могу, Кишан.

– Значит… ты ее не заслуживаешь.

Снова повисло долгое молчание.

– Нет. Полагаю, что нет.

Я зажала рот рукой, чтобы заглушить рыдание. Но они услышали меня.

– Келс? – окликнул Кишан.

Я бросилась вверх по лестнице.

– Келси! Постой!

Я услышала, как Кишан рванулся за мной по ступенькам, поэтому помчалась изо всех сил. Я знала, что если не поспешу, кто-то из них меня догонит. С грохотом захлопнув за собой дверь прачечной, я взлетела еще на один лестничный пролет, ворвалась в свою ванную и заперла дверь. Забралась в душевую кабинку и села, прижав колени к подбородку. Целая гамма стуков обрушилась на мою дверь – робких и вкрадчивых, настойчивых и требовательных, совсем тихих и оглушительно громких. Похоже, весь дом по очереди пришел постучаться. Даже Рен. Наконец они оставили меня в покое.

Я ощупала свое сердце. Наша связь исчезла. Прекрасный куст тигровых лилий, который я лелеяла и берегла все время отсутствия Рена, завял. Мое сердце было выжжено жестоким морозом. Нежные лепестки, один за другим, побурели и осыпались со стеблей. Никаким поливом, подкормом и уходом их уже нельзя было вернуть к жизни. Все было кончено. Пришла зима. Стебли съежились. Цветы облетели. Мертвые, увядшие лепестки рассыпались в прах и улетели, подхваченные порывом сурового ветра. Остались лишь редкие бурые пеньки – печальное напоминание о некогда прекрасном и драгоценном саде.