Книга Баблия. Книга о бабле и Боге - Александр Староверов

Алик за царя сырьесранского особенно не переживал. Другие поводы для волнений имелись, более существенные.

– Господи, – попросил он тихо и жалостливо. – Скажи мне правду. Мне знать надо. Я жить не смогу, если не узнаю. Ведь не просто так все. Не просто…

– Понимаю, самой интересно. Ну давай разбираться. Только вместе давай. Договорились?

Алик кивнул. В горле у него пересохло. Сейчас, сейчас узнает. Сейчас все смысл приобретет. Сейчас…

– На мой взгляд, существует три варианта объяснения, произошедшего с нами. Начинай, я продолжу…

– Я сошел с ума. Ты и Либеркиберия бред моего больного сознания.

– Это раз, – сказала Ая и разогнула палец на руке.

– Я не сомневался, что так и есть. До сегодняшнего дня не сомневался.

– А сегодня что стряслось?

– Сегодня я тебя встретил. Здесь, в Москве, на Патриарших. Это невероятно, невозможно. Но это факт. Мы сидим и разговариваем.

– Не факт, галлюцинации причудливы. Подумаешь, пруды. Могли бы и на Луне болтать, если галлюцинация.

– Но парень тебя трогал. Сказал, что ты настоящая…

– Тоже показалось.

– Ну, не знаю…

– Ладно, не буду тебя мучить. В своем существовании я уверена на сто процентов. Значит, вариант с шизофренией отпадает. Остается еще два. Есть идеи?

В горло как будто песок сухой набился. Язык не желал слушаться Алика. То, что предстояло произнести, то, о чем он думал с тех пор, как увидел Аю за скамейкой на Патриарших… Этого не могло быть. Не могло. Никогда. Он сделал усилие, язык отлип от нёба. Выговорил.

– Есть. Идеи есть.

– Давай, – подбодрила его Ая.

– Ты бог. Истинный. Единый и единственный. Ты играла со мной с самого начала. Голоса, Либеркиберия, наша встреча, проблемы в конторе и с семьей. Все задумано тобою. Показать ты мне что-то хотела. Вывести куда-то. Но я, тупой, не понял. Прости меня, пожалуйста, Господи.

На глазах снова выступили слезы. «Неужели, – думал. – Неужели это он… она. Чем я заслужил? Кто я такой? Не счесть людей на земле. Есть святые, есть грешники. А я самый обычный, среднестатистический. Верчусь в меру сил. Добываю пропитание, как могу. За что? Если, правда, если…»

– Это два, – спокойно сказала Ая и разогнула второй палец.

– Как это два? – прошептал, пораженный ее будничным тоном Алик. – Просто два? И все?! Умоляю, не мучай меня. Скажи. Умоляю, Господи!

– Не торопись. Чего ты кипятишься? Мы просто рассуждаем. Да, просто два. Есть такой вариант. Признаю. Но есть еще один как минимум. Например, истинный бог не я, а ты. И это ты мне показать что-то хотел.

– Но я не бог! – закричал он. – Не бог я. Я обычный парень. Самый обычный!

– Ну, во-первых, не ври. Не обычный, раз я тебя полюбила. Во-вторых, а мне откуда знать, бог ты или не бог? Может, ты сумасшедший бог? Устал от ответственности, сошел с ума. Себя забыл. На меня решил все свалить. Чем не вариант?

– Господи, пожалей, – простонал Алик.

– Ну точно, шизофреник. Я с ним как с разумным существом, а он в припадке бьется. Хорошо. Давай серьезно. Ты не бог, верю тебе. Но кто тебе сказал, что бог я? Не буду утверждать, что я самая обыкновенная. Скромностью излишней, в отличие от тебя, не страдаю. Ая уникальная, единственная, красивая, хорошая вся такая. Но чтобы бог? Вряд ли.

– А кто же тогда бог? – глуповато спросил Алик.

– Вот, ключевой вопрос. В самую точку. Детективы любишь?

– Не очень.

– А я люблю. Если в закрытой комнате труп и два живых человека, но никто из живых не убивал, тогда что?

– Самоубийство? – догадался он. – Но я все равно не понимаю…

– А говоришь обыкновенный. Мне даже мысль такая в голову не пришла. Если самоубийство, зачем детектив писать? Нет, не самоубийство. Тогда третьего надо искать, – сказала Ая.

– Но как третий пробрался к ним? Комната ведь заперта.

– А он и есть комната. Понимаешь? – пояснила Ая.

Алик ничего не ответил. Лицо скривил, застонал, руки царапать начал. Ая, не давая ему скатиться в очередной приступ, продолжила:

– Нам обоим показать что-то хотели, обоих куда-то вывести. Бог экономит силы. Дуплетом, как в бильярде. Одним махом семерых убивахом. Да не переживай ты так. Я же люблю тебя. Не рви душу. Это гормоны, всего лишь гормоны. Обыкновенные гендерные различия. Вот я не переживаю ничуть. Потому что баба. Сложилось – значит, судьба такая. Сколько раз видела, останется женщина одна с тремя детьми на руках. И ничего, пашет, как лошадь, на пяти работах. Детей на ноги поднимает и не жалуется. А мужик, малейшая неприятность – и сразу: за что? почему? в чем смысл? Мне без разницы, кто на меня эту ношу повесил – ты, бог, я сама. Не имеет значения. На мне два мира, и я буду их тянуть, раз так уж вышло.

Алик перестал корчиться. Смирился почти. Выше головы не прыгнешь, и так высоко поднялся. Вот перед ним существо, которое рулит на Земле всем. Действительно всем, он по себе знает, как это происходит. Он видит ее, он ее любит. А кто ее создал, главный она бог или не главный. Так ли это важно? Он почти смирился, но заорал вдруг истерично:

– Ты врешь! Врешь! Ты знаешь, что ты бог. Не ври мне. Не смей мне врать!

Он схватил ее за плечи и начал трясти. Голова болталась туда-сюда, медные волосы растрепались и обдавали его ветром. Она улыбалась, прикрыла свои удивительные изумрудные глаза и улыбалась маленьким вытянутым ртом золотой рыбки.

– Скажи! Скажи, сука! Ты мне должна сказать! Ты скажешь! Не молчи, скажи!!!

Ая замерла, он попытался ее толкнуть, но не смог. Как будто дом многоэтажный толкал. Не сдвинулась ни на миллиметр. Перестав улыбаться, но так и не открыв глаз, она холодно произнесла:

– Пятьдесят на пятьдесят. Или я, или не я. Миром правит вероятность. Кинь монетку.

– Монетку? – ошеломленно повторил Алик. – Монетку кинуть?!

Он задохнулся и уткнулся лицом в ее колени.

– Мооонеееткууу, – завыл. – Я не хо-чу мооонеееткууу. Я лю-блю те-бя. Не хооочууу!!!

– Ну хватит, любимый. – Ая открыла глаза, и две теплые зеленые искры упали ему на голову. Согрели, высушили слезы. – Прекрати, пожалуйста. Я сама не знаю. Честно. Да даже если бы знала, не сказала никогда.

– Почему, Аечка? – спросил он, целуя его руки. – Нет, не говори, не надо. Я понял. Я все понял.

– Ничего ты не понял, дурачок. Если бы понял, другой вопрос бы задал. Бедный, глупый Алик. Я тебе тысячи раз говорила: сам, сам. Ты должен дойти до всего сам. А ты? Глупый гений, самоуверенный трус. Все бежишь, прячешься. От себя не спрячешься, любимый. Даже я не смогу тебе в этом помочь.

Он поднял голову с ее таких родных, родней чем у мамы, коленей. Он хотел сказать ей, что любит, что жить без нее не может, поцеловать ее хотел. Но в последний момент он заметил на ее лице ожидание. И ждала она явно не поцелуев.