Книга Громбелардская легенда - Феликс В. Крес

Она села, опершись спиной и головой о каменный ствол.

— Я нарушила слово, — сказала она.

Готах не понял.

— Что ты сделала? — переспросил он.

Она медленно покачивала головой. По щекам стекли две слезинки.

— Я нарушила слово, — сказала она. — Я дала ему жизнь… и время… — Она замолчала, не в силах говорить дальше.

Изнутри Призрачного Круга не доносилось ни звука — так, как будто вошедшие туда и на самом деле исчезли навсегда.

— Он купил меня, — плача, сказала девушка. — За то одно… единственное… за которое мог… Не понимаешь?

Слезы текли по ее лицу. Кусая губы, она вытянула руки и стала их разглядывать, словно не веря, что они все еще существуют… еще есть.

— Он обещал… что снимет это… с меня…

Она громко всхлипнула.

— Ради Полос Шерни, девочка… — охваченный жалостью, проговорил Готах. — Ведь это невозможно.

Она опустила руки и беспомощно покачала головой.

— Я знаю.

Он наконец повернулся и, сгорбившись, пошел к последнему убежищу Великого Бруля-посланника.

Лес был таким же, что и везде. Между мертвыми дубами мерцало пламя, висевшее низко над землей, рассыпаясь мелкими красными искорками.

Стоявшие рядом солдаты молчали, не смея даже шептать. Под одним из деревьев чуть дальше Норвин накрывал пелериной плечи княгини Верены. Бледная, с кругами под глазами и мокрыми волосами, свернутыми в простой узел, она что-то тихо говорила стоявшему рядом на коленях мужу. Рамез хмуро кивал. Подняв взгляд, он заметил приближающегося посланника и жестом поторопил его. Он уже не был воином армектанских равнин. Перед Готахом снова был громбелардский наместник императора.

Между большим камнем и толстым черным стволом лежал на тонком плаще человек, проживший значительную и заметную жизнь, а теперь умиравший незаметной и никого не интересующей смертью. Услышав хриплое, тяжелое дыхание, Готах склонился над ним. Один из величайших мудрецов мира подыхал на земле, словно пес.

Тот увидел Готаха — но, похоже, не узнал. Он пошевелил синими губами, потом закрыл глаза.

К Готаху подошел Норвин.

— Князь просит, чтобы ты прочитал это, господин, — сказал он, протягивая исписанный листок. — Ее высочество чувствует себя хорошо, — добавил он, хотя посланник ни о чем не спрашивал.

Готах невольно ответил ему презрительным взглядом, которого этот человек вовсе не заслуживал. Все еще слыша хриплое дыхание умирающего, он взял письмо и, закрываясь от дождя, стал читать неразборчиво написанные слова. Подняв взгляд, он увидел, что кроме Норвина к нему подошли Рамез и княгиня Верена. Несмотря на усталость и пережитые невзгоды, женщина держалась прямо.

— Я уже знаю, кто ты, ваше благородие, — спокойно сказала она. — Объясни нам, пожалуйста, что означает это письмо.

Готах медленно свернул лист, глядя на лицо лежащего.

— Все это неправда, — тихо сказал он. Ее щеки чуть покраснели.

— Что ты хочешь этим сказать, господин? Этот человек изложил мне свои намерения. Всю прошлую ночь я была без сознания и не знаю, что могло случиться…

— Ничего не случилось, — тяжело проговорил Готах. — Это письмо продиктовано безумием. Если и в самом деле ваше высочество беременна, то не от Бруля.

Норвин незаметно отошел в сторону.

— Бруль мог при поддержке Лент Алера сделать так, чтобы ваше высочество забеременела, — с усилием объяснял посланник. — Здесь написано, что он этого не сделал, ибо ты, госпожа, уже неделю как беременна. Таким образом, ваше высочество никогда бы не узнала, кто на самом деле отец, а желание иметь ребенка заставило бы вас признать его законным. Но все это выдумки. Великий Бруль заключил сам себя в двойной круг иллюзий. — Готах обвел вокруг рукой, после чего показал на письмо, искривив в гримасе изуродованное лицо. — И это тоже лишь его иллюзии.

— Значит, это неправда?..

— Еще раз повторяю: если даже ты и в самом деле носишь ребенка, его отцом не может быть Бруль. Несмотря на то что ему дали время, в котором он так нуждался.

— Откуда такая уверенность, мудрец?

— Оттуда, ваше высочество, что Ленты, знак которых ты носишь, не воскресли… ибо их здесь нет. Бруль ошибся, госпожа.

— Это неправда, — неожиданно сказал представитель. — О том, что они лежат именно здесь, упоминается в Книге всего. Это доказано.

Посланник покачал головой.

— Обвиняешь меня во лжи, князь? Однако я наверняка знаю, что Бруль ошибся. Настолько, что даже не воспользовался шансом, данным ему в последние мгновения жизни. Он подло обманул единственную, кто мог бы, как мне кажется, воплотить в жизнь его планы. В Черном лесу лежит Золотая Лента, не Серебряная. Великий Дорлан, похоже, об этом знал…

— Ты в состоянии это доказать?

— Все еще существует Призрачный Круг…

Он еще раз посмотрел на умирающего и сказал, отчасти про себя, отчасти обращаясь к князю:

— Прошу снисхождения…

После чего показал на сидящих вне Круга молодую женщину и кота.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Ветер и дождь

15

Ночь была холодной и дождливой. Черные тучи клубились вокруг угрюмых вершин, опускались к перевалам. Каменный громбелардский город спал. Одиночные тусклые огоньки, мерцавшие тут и там, напоминали скорее призрачные огни, встречавшиеся порой на дартанских болотах. В этих огнях мало было тепла. Проклятый Шернью край давал своим обитателям лишь холод, ветер и дождь. Казалось невозможным, чтобы хоть кто-то мог его полюбить.

Однако его любили многие.

Мрачная громбелардская цитадель, в которой обитал князь-представитель императора, была столь же мрачной и холодной, как и все прочее во Второй провинции, хотя прилагались немалые усилия для того, чтобы превратить это древнее разбойничье укрепление в изысканную резиденцию. Тщетно. Ткани и меха, покрывавшие стены, быстро пропитывались влагой, плесневели, воняли тухлятиной. Ковры гнили. О всяческих документах и книгах приходилось заботиться специально — в помещениях, где они хранились, днем и ночью поддерживался огонь. На это уходили немалые средства, учитывая, что дрова для отопления доставлялись в Громб издалека. Тяжелые горы не изобиловали лесами. Лишь кое-где росли карликовые ели.

Ее высочество Верена, супруга Н. Р. М. Рамеза, императорского наместника в Громбеларде, каждое утро надевала влажное платье.

Дочь императора, первая дама Громбеларда и одна из первых дам Шерера, бывало, порой попросту мерзла.

Сейчас, посреди ночи, она стояла возле узкого окна, опираясь рукой о стену, а лбом о руку. Она смотрела во тьму, позволяя влажному ветру обдувать ее лицо.