Книга Работа для рыжих - Юлия Фирсанова

— Зайдем на экскурсию? — предложила я. — А то Фаль проснется, опять пыльцы на всех без разбору навалит, так и не узнаем, чего там из достопримечательностей внутри.

Рука об руку мы направились вперед. Кони, которые переместились в пространстве одновременно с нами, пусть и не получили особого распоряжения, слаженно двинулись след в след.

Я и Гиз шагнули в проем между створками дверей, которые, как на фотоэлементах, приоткрылись, пропуская гостей в помещение. Просторный зал с высокими сводами. Красивый до невозможности, такой, что хотелось кружить по нему и смотреть, смотреть, смотреть. Красивый и совершенно пустой. Кроме сооружения, походящего все на те же переплетенные руки из камня телесного цвета на небольшом постаменте (алтарь, что ли?), не было никакой другой мебели. Но, по-моему, любая другая деталь — статуи или меблировка — тут казалась бы лишней.

Другое дело, что в храме, не считая нас, любимых, не было ни души.

— Никого, — удивленно констатировала я. — Он заброшен?

Храм Сил Любви совсем не воспринимался как оставленный без присмотра, поседевший от пыли времен, забытый. Пустота была заполнена не материальным хламом, а чем-то гораздо более существенным. Ощущением присутствия. Додумать эту ценную мысль и получить возможную консультацию Гиза, чуть более смыслящего в Силах, их классификации и повадках, нежели некоторые девчонки в звании Служительниц, я не успела.

Сзади, от дверей, не затворившихся, впрочем, с нашим проникновением внутрь, раздались грохот, позвякивание и то ли хрип, то ли храп. Мы синхронно (правда, у киллера это более походило на смещение в пространстве, нежели на действие физическое) обернулись. Даже Фаль, бессовестно дрыхнувший у меня на ладони, приоткрыл один глаз и хрюкнул от удивления. Потом мгновенно распахнул оба глаза, сел, покачиваясь на руке, как на диване, и принялся тереть кулачками очи.

Между створками в кучке конской упряжи сидел широкоплечий рыжеволосый мужчина. Длинные волосы водопадом ниспадали чуть ли не до талии. А во рту виднелся недоуздок. Данная деталь как-то не гармонировала с изящным охотничьим костюмом. Наверное, незнакомец решил так же и выплюнул железяку. После чего, опираясь на дверь и чуть покачиваясь, встал.

— Ты кто? — нахмурился Гиз.

— Конь в пальто, — ржанул мужчина, тряся головой, отчего густая рыжая грива живописно заколыхалась.

— А где пальто? — с пьяным оживлением не замедлил уточнить Фаль, аж шею вытянул, обозревая наряд гостя, под категорию верхней одежды указанного толка не подпадающий.

Так, а почему его не заинтересовало другое: где конь? Или… рыжие волосы, недоуздок во рту, упряжь под ногами, явные затруднения с прямохождением, а самое главное — посверкивающие знакомой хитринкой глаза. Все встало на свои места. Истина, та самая, которая всегда где-то рядом, показалась во всю ширину немаленьких плеч от всей души смеющегося детины. Смеющегося над ситуацией, над собой, а заодно и над нашей реакцией на расхожую и так к месту пришедшуюся шутку, которой я когда-то поделилась с друзьями-иномирянами.

— Дэлькор! — обалдев, выпалила я. — Как тебя угораздило?

— Ой, Ксения, подруга моя ненаглядная, ведал бы, тотчас назад перекинулся бы. Как вы только на двух копытах ходите, — посетовал жеребец и снова мотнул головой, отбрасывая с лица пряди волос.

Пользоваться для этой цели верхними конечностями он еще не наловчился или боялся отодрать их от точки опоры. Н-да, а выражался-то мой дорогой коник, как не каждый встречный сможет, вот что значит — в эльфийских кругах вращался. У повернутых на изяществе остроухих и жеребец волей-неволей как придворный заговорит.

Повизгивающий от восторга Фаль (ну еще бы — стоило задремать на секундочку, а тут такие дива дивные творятся), сорвался с моей ладони и помчался к Дэлькору.

— Ты оборотень? — не по-доброму нахмурился Гиз. Ой, чует мое сердце, киллер собрался немножко поревновать. Шутка ли, который месяц меня на спине таскал такой ражий детина, да еще при каждом удобном случае лицо лез облизывать.

— Никогда ранее превращаться не доводилось, — задумчиво разглядывая одну из ладоней, поделился информацией Дэль, перехватил руками косяк и стал изучать вторую. Пальцы были длинными, изящными, ладонь узкой, относительно, разумеется. При росте коника моя рука в его длани с легкостью потерялась бы.

Ликующий сильф добрался до своего лучшего друга, за внешностью коего следил придирчиво и строго, плюхнулся на макушку, обдавая человеческую ипостась жеребца фонтаном пыльцы. Свесившись вперед, Фаль заглянул в глаза Дэлькору, нежно объявил:

— Ты все равно красивый! — и звучно чмокнул его в лоб.

Так он обычно делал, когда Дэль бегал на четырех копытах, не стал отступать от своих привычек и теперь.

— Конечно, красивый, — согласилась я. — Вот только в шкуре жеребца и ему привычнее, и мне. Поэтому надо постараться выяснить причину метаморфозы и по возможности поскорее обратить все вспять!

— Подруга моя ненаглядная, иного и не желаю я! — пылко воскликнул конь и одним летящим прыжком, который сделал бы честь любому балетному танцору, преодолел расстояние от двери до нас с Гизом. Заключил меня в объятия и лизнул в щеку.

Наверное, очередной выброс сильфовой пыльцы как-то помог Дэлькору в освоении человеческой координации движений. Он мог стоять, не пошатываясь, и немного освоил действия руками, но резкий прогресс вовсе не умалил его желания вернуться в удобное копытное бытие.

А вот с Гизом, кажется, начала происходить обратная метаморфоза, он чуть ли не рычал. Ну-да, кому приятно, когда твою девушку лижут всякие посторонние мужчины, а им за эдакие фортели и в глаз дать нельзя, не говоря уж о кинжале под ребра. Да, я знаю, мой избранник бывает не просто добрым, а очень добрым. Но Дэлькор классифицировался как свой, потому стандартный набор и испытанные методы киллера к нему были неприменимы.

— Теперь у вас есть два свидетеля с даром речи. — Довольный голос прозвучал прямо в голове. Был он нежным дуновением цветущего сада, мощным, как неспешно накатывающийся на берег морской прибой, жарким, как солнце в летний полдень, свежим, как вода из лесного родника, цветным, как радуга после дождя, и ласковым, как поцелуй матери. Он был всем. Слов, чтобы описать эмоциональную палитру звучания, в человеческом языке просто не существовало. Сравнивая голоса Сил, скажу лишь, что те, мои, чьей Служительницей я являлась, беседовали почти украдкой, очень аккуратно, действительно не давя и не вмешиваясь, а эти — нет, не намеренно — были такими, какими были, — затопляли сознание. Сразу становилось понятно: с нами (а голос этот слышали все) говорили Силы Любви.

Каким-то образом мне удалось вынырнуть из океана их речи с головой, шумящей, как от бокала крепленого вина, опрокинутого залпом, и уточнить. Голос мой показался жалким гнусавым мяуканьем:

— Свидетелей чего?

— Вашего союза, — снизошел до ответа голос, даже как-то умиленно удивившись подобной недогадливости (котятки не знают, где миска с молочком).