Книга Естественный отбор - Александр Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понял, Скиф, сколько тебе дней оставили на размышления? Столько же, сколько ты Симе, — давил Лопа. — Петля затягивается.
— Когда снова будет оказия на Дон? — неожиданно спросил Скиф.
— Послезавтра, а что?
— Посмотрим, чем эта катавасия с Симой закончится, и махнем на наш Дон Иванович.
— Не успеешь, — покачал головой казак. — Через день-два будет разыгран показательный спектакль — расстрел международного преступника Скифа в какой-нибудь подворотне, как оказавшего сопротивление властям при аресте. Семен, ты хочешь лежать в подворотне рядом с ним? — повернулся Лопа к Засечному.
Семен в ответ только, как кот, поводил головой из стороны в сторону и злобно заурчал.
У Лопы было в Сальске двое мальчишек и хозяйство. В конце концов Засечному удалось уломать его лететь домой. Проводив Лопу, он, подавляя вздох, сказал:
— Вот и еще одно полезное дело сделали…
— Ты, как юный пионер, наверное, все полезные дела в тетрадке отмечаешь? — пошутил Скиф. — Какое такое полезное дело мы сделали?
— Вернули мужика семье, — ответил Семен и покосился на спутниковый телефон — память о деде Вороне. — Позвоним, что ли, Чугуеву, послушаем базар?
Чугуев в трубку телефона с ходу стал рвать и метать громы из-за того, что Скиф с друзьями пьет по-черному у Ворона, а они сбились с ног, разыскивая его дочь.
— Какие успехи, дорогой товарищ? — слегка заплетающимся языком спросил Скиф.
— Круг замкнулся! — орал Чугуев. — След похитителей отыскался на Украине. Скоро их возьмем, и они не уйдут от возмездия.
— Где ты их собираешься брать?
— След привел в одну из воинских частей под Одессой…
— Мастера вы лепить горбатого, — пьяно засмеялся Скиф.
— Зря ты так, Скиф, — обиделся Чугуев. — Между прочим, нами уже взят Серафим Мучник и допрошен… в качестве свидетеля.
— Что тебе, майор? — не поднимаясь из-за стола, спросил Инквизитор появившегося в двери кабинета Кулемзу.
— Разрешите доложить текучку, товарищ генерал.
— Давай, но самое главное.
— Раскрутка дела тверского вице-губернатора по факту взяток дала положительные результаты…
— Оставь материалы, посмотрю, — перебил Инквизитор майора. — Что нового по делу журналистки Коробовой?
— Пока рано говорить что-либо…
— Рано — не говори. Что с похищением дочери?
Кулемза протянул пачку фотографий. На них были запечатлены в заброшенной ракетной шахте съеденные кислотой трупы двух людей и собаки, три трупа посреди зала пульта управления, мертвая обнаженная женщина и мертвый Тото Походин.
— Это — сын Фармазона, — показал Кулемза.
— Похож… А девочка?
— Исчезла бесследно. Ищут…
— Откуда фотографии?
— Негласно… От украинских коллег. Они сообщают, что раньше в шахте, вероятно, побывала какая-то вооруженная группа. Прилетели на вертолете. Наверное, люди Питона. Они и забрали девочку, товарищ генерал.
— Возможно, — неопределенно откликнулся Инквизитор.
— И что совсем непонятно: из головы Походина-младшего торчала заточка старого лагерного исполнения…
— Что еще сообщают украинские коллеги… негласно?
— Ничего особенного… Разве что их «наружка» засекла в Борисполе Кастрата. Садился на самолет до Москвы…
— Мучника допросили?
— Так точно, товарищ генерал. В ответах путается, несмотря на две свои судимости. Даже отрицает, что, — Кулемза показал на фотографию, — вот эти два — Хряк и Бабахла — его телохранители. Ну а подкупленные им журналисты, как водится, стеной на его защиту. Мол, произвол в духе тридцать седьмого года… Дали послушать Мучнику его «беседу» с сыном Фармазона в его же домашней сауне… Думали, задрожит, как студень, а он внаглую все отрицает. Фальсификация, мол, требую независимой экспертизы и свидетелей. А где я ему возьму свидетелей?..
— Свидетелей не возьмешь, — усмехнулся Инквизитор. — Так как поступим с ним, Кулемза?
— Оснований для его задержания у нас выше крыши… Покрутим, повертим, что-нибудь да выкрутим…
— Значит, говоришь, Кастрат в Москве? — переспросил вдруг Дьяков.
— Надо думать…
Инквизитор отошел к окну и, не поворачиваясь, тихо сказал:
— Отпусти Мучника, Кулемза.
У того даже рот от удивления открылся.
— Дайте хотя бы добро «хвост» к нему приладить!.. — воскликнул он.
— Отпусти его с богом, майор. Конклюдентность, брат Кулемза, конклюдентность… И ничего другого нам с тобой пока не остается, — почему-то вздохнул Инквизитор и показал рукой на дверь.
Кулемза знал, что непродуманных слов его шеф никогда вслух не произносит. Конклюдентность — это что-то вроде молчаливого согласия, вспомнил майор, но при чем оно здесь, пока не понимал. Ему и в голову не пришло, что Инквизитор гораздо больше, чем он, осведомлен о бойне под Белокоровичами. Дьяков, например, знал, что девочки в летавшем на ракетную шахту вертолете при возвращении его на базу не было. А два дня назад на Стрыйском кладбище Львова ночью были тайно захоронены три человека, доставленные в город тем вертолетом… Один из них — который год находящийся во всероссийском розыске террорист-подрывник Иван Гураев — зарезан страшным ударом ножа снизу, через бронежилет. Такой удар когда-то ставили в некоторых подразделениях ВДВ разведчикам-индивидуалам. Список этих лиц уже лежал в столе Инквизитора.
Фамилия одного была, как и у похищенной девочки, родной внучки его смертного врага Виктора Коробова. Раскрыть ее Инквизитор не считал для себя возможным. «В конце концов, — размышлял он, — этот человек реализовал Богом данное право на защиту своего дитя. Он и его друзья вступили в открытый бой с Империей и одержали пусть небольшую пока, но — победу. Она будет мстить им, а ты, Егор, по нынешним временам даже прикрыть их не можешь», — вздохнул он.
Оперативные данные позволяли Дьякову сделать вывод, что Империя в последнее время резко активизировала свою деятельность. Через подставные фирмы и корпорации она успешно прибирает к рукам средства массовой информации и наиболее жизнеспособные отрасли больной экономики страны. Хищническая приватизация собственности и порожденная ею преступность, просчеты и эгоизм новых «хозяев жизни» объективно работают на Империю. Они создают ей условия захвата власти.
«Что принесут «Коробов и компания» России? — не раз задавал себе вопрос Инквизитор, анализируя оперативные материалы. — Цинизм по отношению к морали и к самой человеческой жизни. Их преступные методы борьбы за власть позволяют увидеть контуры их будущего режима. И не исключено, что режимы Гитлера и Сталина покажутся лишь цветочками перед тем, что готовят они ошельмованному и временно потерявшему веру в свои созидательные силы народу».