Книга Поколение - Владимир Николаевич Ерёменко

о себе: и о том, как они встретились с Арсентием на лесозаготовках, и как потом вместе учились в леспромхозовской школе механизаторов, и почему они подались сюда, на газопровод. Плотников слушал Шубу рассеянно и думал: в жизни каждого человека, наверно, бывают такие минуты, когда вдруг нестерпимо захочется рассказать о себе. С ним такое тоже бывало не раз. Иногда так подступит, а выговориться не перед кем. И тогда Вася тянется к своему другу-дневнику. Выговоришься, изольешь душу, и вроде бы жизнь светлее. Вот так и у Сашки сейчас.

— Давай трави, Саша, так и работается легче.

Они сбросили с плеч у костра засохшую березу и присели на нее перевести дух.

Теперь, когда огонь вошел в силу, в костры валили и сырые деревья. Их подтаскивал сюда из леса Арсентий на своем тракторе. Огонь разведен почти по всей длине дюкера, и опасность заморозить его миновала.

Первое напряжение прошло, можно было передохнуть у огня. Лозневой понял, что дюкер отстояли, но отстояли пока. За него еще надо бороться, и он тут же выделил группу для ремонта гидромонитора.

Уже давно стемнело. Небо засеребрилось звездами, от людей на голубоватый снег до самого леса падали причудливые длинные тени. Тени то появлялись, то исчезали, как привидения. Шагнет человек в полосу отсвета костра, и тень побежит до самого леса.

Плотников и Шуба развели такой костер, что языки пламени взлетали чуть не до верхушек деревьев. У Сашки блестели только белки глаз да зубы. Телогрейка в нескольких местах была прожжена.

— Видал, раскочегарили? — кричал он. — Небу жарко.

— Посмотри, на кого ты похож? — подтолкнул его плечом Вася.

— А ты? — засмеялся Сашка. — Прямо как из трубы вылез. Анчутка, да и только.

Сашка неожиданно вскочил и, отбежав от костра, стал смотреть на просеку. Со стороны дороги, которая уходила от лагеря в сторону Ивделя, вдруг послышался рокот. Все высыпали на просеку, прислушиваясь к гулу. Где-то за лесом замелькали, зашарили полосы света, и скоро на просеку выкатили машины.

— Ба! Пожарные пожаловали! — обрадованно зашумели газовики.

Через несколько минут на опушке леса стояли три машины. В отблесках костров они были зловеще красными. Словно горох, посыпали из машин люди.

— Давай, братцы, помогай кочегарить! — выскочив из кабины своего трактора, ошалело кричал Арсентий. — Выручай!

Среди пожарных у него сразу нашлись дружки. Дурачась, толкая их, Арсентий выкрикивал:

— Тушить вы никогда не успеваете. Давайте жгите! Ну, беритесь за свои топоры.

Лозневой быстро пошел навстречу командиру пожарных и, осторожно взяв его под руку, повел от машины.

— Чтобы мы вам помогли поджечь тайгу?! — вырывая руку, протестовал молоденький лейтенант. — Да вы в своем уме?

— Без вашей помощи мы заморозим дюкер. Люди валятся с ног. Через пару часов догорят костры, и все полетит в тартарары… — теснил лейтенанта Олег Иванович. — Вы понимаете, что будет?

А Арсентий и Сашка Шуба уже увели в лес за дровами первую группу пожарных.

Через четверть часа работали все пожарные во главе со своим командиром. В темном лесу зашарили их фонарики.

Тайга гудела, охала от ударов топоров и треска ломающихся сучьев. Ярче вспыхнули костры под закопченной плетью трубопровода.

Только теперь, когда в работу включились пожарные, валившемуся с ног Лозневому пришла мысль: послать за людьми в леспромхоз. Надо это сделать сейчас же. Ведь в его отряде еще никто не отдыхал с утра. И он пошел разыскивать Миронова.

— До ближайшей бригады лесорубов километров тридцать, — устало рассуждал Миронов. — Если махнуть на танке, то можно спрямить. Все равно езды не меньше часа. Да сборы, да обратная дорога: клади три часа — не меньше.

— Все равно надо посылать, — отозвался Лозневой. — Ищи Суханова, он может и быстрей справиться.

Появился Суханов. Лицо в саже и грязных потеках. Писаревская борода торчит какими-то обледеневшими клочками. Ресницы и брови обгорели, сам пошатывается.

— Лейтенант собирает своих людей, — заплетающимся языком, словно пьяный, сказал он. — Говорит, больше часа им нельзя здесь быть, его могут наказать.

— Лейтенанта мы берем на себя, — прервал его Лозневой. — Задержим сколько сможем. Но все равно до утра не устоим. Надо к леспромхозовцам за помощью.

— Я уже думал, — ответил Виктор. — Там с гидромонитором замучились мои механики. Теперь крыльчатка полетела. Без леспромхозовцев не обойдемся. Сейчас поеду, — и он уже повернулся, чтобы идти к лагерю.

— Только возьми водителя, — строго приказал Лозневой.

— Обойдусь. Здесь каждый человек нужен.

— Без водителя не разрешаю, — сердито оборвал его Лозневой и кивнул Миронову, чтобы тот проследил за отправкой вездехода, а сам быстро пошел к лесу, где порхали огни фонариков.

— Гидромонитор будет исправлен только к утру, — крикнул вдогонку ему Суханов.

— Да, я знаю, — не останавливаясь, ответил тот. — Придется жарить дюкер всю ночь, да еще и завтра неизвестно что… Сейчас же за людьми! — А про себя подумал: «Что, если мороз усилится? Ведь может быть сорок и больше. Пообморозятся люди, и никакие костры не помогут…» И тут же решил обойти всех и осмотреть, нет ли обмороженных.

…Всю долгую зимнюю ночь жгли газовики костры, спасая дюкер. Лишь к утру прибыл вездеход Суханова с леспромхозовцами, и только тогда газовики смогли перевести дух.

Лозневой и Миронов появлялись то в лесу, где валили лес, то у костров и по очереди направляли людей в столовую. Многие так устали и промерзли, что засыпали за столом.

Разморенный кухонным жаром, Вася дремал, откинувшись на спинку стула. Какое же это блаженство — тепло! Лучше его на свете ничего нет. Не хочется ни есть, ни пить, хочется только тепла, обжигающего тепла.

— Васька, Васька! — тряс его за плечо Виктор. — Да ты что, заболел?

— Нет… я замерз… — тихо, не открывая глаз, говорил Вася.

Тепло вагончика блаженно обволакивало его с головы до пят. Однако холод, который нашпиговывал всю ночь его тело, застрял внутри колом, не давая перевести дыхание. Васе казалось, что он приморозился к стулу, как примораживается мерзлая рыба в теплой комнате.

— Брось дурака валять, на вот, — как из-под земли дошел до него голос Суханова. Кто-то сунул ему в руки полстакана спирта. — Только сразу, и хлебай щи. Ну!

Вася выпил обжигающую влагу, и ему показалось, что он проглотил глубок огня. Клубок этот покатился вниз, а потом вдруг рассыпался на тысячи тонких колких игл, как рассыпается в солнечный весенний день глыба льда на реке, если ее ударить. От этих звенящих игл — льдинок внутри все запылало костром, и Вася вдруг очнулся. В руку ему кто-то сунул ложку:

— Ну хлебай, хлебай.

Перед ним стоял Виктор. Он вроде бы куда-то уходил, когда Вася проглотил этот огонь, а сейчас