Книга Варшавская Сирена - Галина Аудерская

рейхом и генерал-губернаторством.

Дальше все было уже проще, и в конце концов смешной допотопный паровозик доставил всех четверых в Константин. Эмиль пристроил англичан в «Мальве», а сам с капитаном уехал в Варшаву.

За завтраком Анна спросила Берта, знает ли он, как выглядит оккупация на берегу Атлантики. Этого Берт не знал, но не мог спокойно говорить о том клочке побережья и об отливах, которые под Дюнкерком затрудняли переброску войск на остров.

— Я был бы сейчас в Лондоне, если бы не эти песчаные дюны, не дававшие никакого укрытия. В нас стреляли, как в кроликов. Мой брат, летчик, если его еще не сбили над морем, участвует в битве за Англию. Вы здесь почти ничего об этом не знаете, хотя ваши летчики проявляют там сущие чудеса. Но я представляю себе, какой это ад: сотни вражеских самолетов над каналом и над нашими городами. Они долетают и до Лондона, несмотря на аэростатные заграждения и огонь зениток. Я, в отличие от вас, боюсь, что этому гунну удастся захватить наш остров, сражающийся сейчас в одиночестве, без всякой помощи. Единственное утешение — как говорил в лагере один ваш летчик, сбитый в середине сентября, — в том, что, даже если немецкие танки переправятся через Ла-Манш, далеко они не зайдут, так как никто не продаст им бензина. Вы не смейтесь, англичане уже несколько столетий не видели врага на своей земле. Этот же летчик рассказывал, что его знакомые, хотя и живут возле самого вокзала Виктории, не намерены искать более безопасную квартиру.

— Почему?

— Потому, что королевский дворец так близко от их дома, что немецкие летчики не осмелятся сбрасывать бомбы на этот район.

— Вы что, серьезно? Или это анекдот?

— Англичане не позволяют себе шуток относительно Букингемского дворца.

— Но вы смеетесь…

— Ох, — сказал Берт, — я несколько месяцев провел среди поляков. Все они шутники, насмешники. Взять хотя бы Эмиля. Разве можно себе представить, чтобы какому-нибудь англичанину пришла в голову такая безумная идея побега? Что он стал бы размахивать заржавленной винтовкой и сумел бы без акцента произнести «Хайль Гитлер»? Гарри…

— А он как?

— Возмущается, удивляется и вообще не одобряет такой бравады. Кроме того, он считает, что, переодев Эмиля в немецкий мундир, мы нарушили Женевскую конвенцию.

— Ох! — вырвалось у Анны. — И вы тоже?

— Что я? — не понял Берт.

— Вы тоже испытываете такое почтение к мундиру? Даже к вражескому?

— Мундир всегда мундир, — лаконично заявил Берт. — Это удостоверение, защитная окраска и щит. Без него солдат — не солдат.

— А вы? А Гарри? Разве в гражданской одежде вы не чувствуете себя офицерами Его Королевского Величества?

Опешив, Берт помедлил с ответом.

— Пленный имеет право бежать. И даже в отрепьях не перестает быть солдатом. Поэтому Гарри предпочитает играть с вашей прабабушкой в теннис, чем торчать за колючей проволокой.

— Еще бы, — буркнула Анна. — А как вам наша прабабушка?

Она ожидала услышать возгласы восхищения, но Берт только оторвал взгляд от пустой уже чайной чашки и сказал с мечтательной ноткой в голосе:

— Истинная английская леди. Безупречна. Хотя…

— Хотя?

— Гарри говорит, что и она недостаточно осторожна. Это радио…

— Как? — перебила его Анна. — В «Мальве» есть радиоприемник?

— Вы не знали? Есть. Не уверен, что мне следует об этом рассказывать, но вопреки запрету мы ежедневно слушаем Би-Би-Си.

— Мы… Значит, и Гарри тоже?

— Ну да, — признался Берт, — хотя без особого энтузиазма. Он считает, что надо стараться избегать опасности, фанфаронство здесь ни к чему. Наша задача — продержаться, выжить.

— А вам не пришло в голову, что хозяйка этого дома рискует своей жизнью и жизнью своих близких, пряча вас в «Мальве»?

Берт посмотрел на нее недоуменно.

— Рискует жизнью? Солдаты не воюют с женщинами. Даже немецкие. Вообще… Гарри утверждает, что вы любите все преувеличивать. Война — это просто война. А здесь все живут какой-то странной, ненастоящей жизнью: старый садовник, вместо того чтобы подстригать газоны, привозит нам с бумажной фабрики книги, притом английские. Бумажная фабрика, вместо того чтобы изготовлять бумагу или картон, печатает Шекспира и Хаксли. Сын хозяйки, научный работник, носит кондукторскую фуражку, а вы… Даже вы притворяетесь, что умеете играть в теннис, хотя прежде ракетки в руках не держали.

— Мы ведь играли вместе с вами, Берт.

— Да, но в Лондоне я выходил на корт каждый день, после работы. Это была игра ради игры. А здесь что-то не то. Вы не занимаетесь этим видом спорта, просто перекидываете через сетку мяч. Зачем? И с чего вы взяли, что это помогает молодежи в их занятиях?

Он недоверчиво качал головой, когда Анна пыталась объяснить ему, что обычные, средние и высшие школы в генерал-губернаторстве закрыты и существует только подпольное обучение. Что английские книги попали в Езёрную случайно, как макулатура, и что садовник, подобно запрещенным книгам, тайком привозит из деревни молоко и даже мясо, если кто-то скрытно забьет корову или свинью. Что почти все профессора и научные работники, преподающие на подпольных курсах, живут по фальшивым документам и официально работают ремесленниками, контролерами, инкассаторами.

Берт надолго задумался и наконец спросил:

— Значит, у вас все делается нелегально?

— Все.

— Почему?

— Именно потому, что мы хотим выжить, спастись от уничтожения. Вы читали книгу Гитлера «Моя борьба»?

— Нет, — нехотя признался Берт.

— А поляки читали. Они знают, что им грозит истребление, и хотят такой судьбы избежать. А это требует невероятной изобретательности. Приходится спускаться под землю и, как кротам, прорывать там ходы.

Берт протяжно свистнул.

— Похоже, что и нас с Гарри леди Корвин спрятала в подземном тайном убежище.

— Да, как мину, которая может взорваться, и тогда весь дом взлетит на воздух.

Берт вдруг рассмеялся.

— Расскажу об этом Гарри. Вот будет парень потрясен! Он — мина! Боже мой! Все в этом доме были так любезны, так старались ему угодить, что он считал… он думал…

Англичанин замолчал, и Анна докончила за него:

— …что осчастливил своим пребыванием бедных туземцев. Как будто его занесло в английскую колонию.

— Да нет же, нет, — не очень уверенно запротестовал Берт.

Анна сказала резче, чем обычно:

— Объясните ему, что таких, как он, у нас — с тех пор, как началась битва за Англию, — полно. Убегают из эшелонов, из лагерей для военнопленных, а нам потом надо вокруг них плясать, оберегать от соприкосновения с окружающим миром, который они не могут или не желают понять. Иногда за эти услуги приходится платить жизнью. Здесь люди идут на это, хотя я не уверена, что другие, в другой стране…

— Знаю, — прервал ее Берт. — Я ведь был в составе экспедиционного