Книга Колдунья - Филиппа Грегори

— Я ничего не боюсь, — вполголоса проговорила она. — Ничего. Еще не хватало бояться этих снов. Я не такая дура, как Кэтрин. Не боялась и не буду бояться.

В дверь постучали, вошла Мэри с подносом, на котором были хлеб, мясо и кувшинчик эля. Вернувшись в постель, Элис с аппетитом позавтракала, одновременно разглядывая платья, которые Мэри одно за другим вынимала из сундука и разворачивала перед ней.

— Новое голубое, — наконец решила Элис. — А волосы просто расчеши, пусть будут распущены.

Служанка выложила платье, налила в тазик теплой воды из кувшина, помогла своей госпоже одеться и зашнуровала корсаж. Платье было переделано из голубого шелкового, некогда принадлежавшего Мег, перешито местными швеями в стиле, который очень нравился новой королеве Джейн. Элис улыбнулась. Это платье, подчеркивавшее растущий живот, с ее легкой руки могло бы войти в моду. Корсаж был скроен коротко, прижимал грудь и шнуровался на спине, словно корсет. На животе юбка собиралась широкими складками. Надень такое платье девственница, она будет смотреться как беременная. А уж Элис с ее животиком, округлость которого подчеркивали шелковые складки, выглядела будто богиня плодородия. Она открыла дверь, пожелала доброго дня дамам и прошла через галерею к Кэтрин.

Миледи все еще лежала в постели. Поднос с завтраком был отодвинут в сторону, в руках она держала кружку с элем. При появлении Элис она поставила кружку и протянула обе руки. Наклонившись к кровати, Элис позволила миледи обнять себя и уткнуться мокрым носом себе в шею.

— Элис, — протянула Кэтрин несчастным голосом. — Ты должна мне помочь.

Без приглашения и позволения знахарка пододвинула стул к кровати и села.

— В каком смысле, Кэтрин? — весело спросила она. — Вы же знаете, я готова сделать для вас все, что в моих силах.

Миледи всхлипнула, полезла в подушки за носовым платком и потерла глаза и мокрый нос.

— Я все плачу и плачу, не могу остановиться, — заплетающимся языком заметила она. — С утра до вечера и даже ночью. Я плачу даже во сне!

Казалось, Элис изучает свои руки, лежащие на голубом шелке юбки. Чистые, белые и гладкие, как у настоящей благородной дамы. Всякий, кто взглянул бы на них, подумал бы, что Элис в этих пальчиках никогда не держала ничего тяжелее иголки.

— И почему же вы плачете? — уточнила она без особого интереса.

Кэтрин прижала тыльные стороны ладоней к пылающим щекам, пытаясь их остудить.

— Хьюго ко мне не приходит. Отказывается меня видеть и прикасаться ко мне, потому что я не очистилась. Но ведь отца Стефана сейчас нет, вот я и не очистилась. И Хьюго это известно. Он пользуется этим как предлогом, чтобы унижать меня. Я знаю это. Знаю, знаю. — Последние слова прозвучали громко и сердито; миледи тяжело вздохнула и возмущенно продолжила: — Но верит ли сам отец Стефан в очистительную молитву? Если он назовет обряд предрассудком и откажется его совершить, а Хьюго без него не притронется ко мне, что же мне тогда делать? Это все обман и увертки. Хьюго наказывает меня за то, что я потеряла ребенка. Но я же ни в чем не виновата! Ну в чем тут моя вина?! — закончила она визгливым криком.

Кэтрин опять глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Элис все так же отводила взгляд.

— И старый лорд не желает меня видеть, — пожаловалась миледи. — Обещает навестить, когда я снова стану здоровой и смогу сидеть с ними за столом, но я-то понимаю, что он на меня злится. — Она колебалась какое-то время, затем перешла на шепот: — Я подозреваю, что он намерен дать мне отставку.

Элис вскинула на нее голову, но промолчала.

— А ты должна об этом знать, — вдруг с жаром добавила Кэтрин. — Ты пишешь для него письма, он обсуждает с тобой дела. Скажи, он занимается темой аннулирования нашего брака?

— Да, — без обиняков ответила Элис. — Он ждет, что его ходатайство поддержат друзья при дворе.

Кровь отхлынула от лица Кэтрин, она побледнела, как воск, и пролепетала:

— На каком основании?

— Слишком близкое родство, — пояснила Элис.

— Но ведь было разрешение… — начала Кэтрин.

— Купленное у Папы, — перебила ее Элис. — Теперь эти вопросы решает не Папа, а король.

Широко распахнутыми глазами Кэтрин уставилась на Элис. Посыпались вопросы:

— А что Хьюго? Он все еще меня любит? Он хочет быть со мной? Он выступит против отца?

— Хьюго пока ничего не знает, — отозвалась Элис. — Но сомневаюсь, что в этом деле он пойдет против воли отца.

— Боже мой, — пробормотала Кэтрин, качая головой. — Не пойдет, значит. Женился на мне, потому что отец приказал, и спал со мной только потому, что им нужен был наследник. А теперь, когда я не могу дать наследника, я никому не нужна. И меня можно выбросить.

Элис разглядывала свои ногти, бледно-розовые, ровные, с чистыми белыми кончиками и маленькими светлыми полумесяцами в основании. Она смотрела на них, и они ей нравились. Страдания миледи совершенно ее не трогали, она ждала, чем все кончится.

— Я пропала, — бесцветным голосом промолвила Кэтрин. — И что тогда со мной сделают?

— Вы можете снова выйти замуж, — заметила Элис. Щеки миледи немного порозовели.

— После Хьюго? — удивилась она.

— Или можете поселиться в домике со слугами на своей земле, которая входила в приданое, — предложила знахарка. — Что-то вроде небольшого имения или фермы.

Пухлое лицо Кэтрин так и затряслось от огорчения.

— Я была хозяйкой этого замка, — захныкала она. — Я жена лорда Хьюго. Они считают, что я могу жить в жалкой хижине и держать уток?

— А вы сможете с ними бороться? — улыбнулась Элис.

— Куда там, я все равно проиграю, — махнула рукой Кэтрин. — Екатерина Арагонская и та не могла победить, а она была принцессой и в своем праве. Дядя сестер Болейн признал ее виновной и отправил в ссылку, где ее и убили. Вряд ли меня возьмут в расчет. Члены королевского совета не любят слушаний о мужской неспособности, о мужском бесплодии. Куда проще обвинить во всем жену.

Элис быстро оглянулась, желая убедиться, что дверь плотно закрыта.

— Ваши слова — это измена, — решительно произнесла она.

— Мне уже все равно, — с вызовом заявила Кэтрин. — Меня использовали как игрушку, а теперь собираются выбросить на помойку. Если меня осудят за измену и повесят, это ранит меня не больше, чем такое предательство.

На несколько минут установилась тишина. Непрерывно льющиеся по лицу миледи слезы вдруг высохли, и на ее розовых пухлых щечках снова стали прорезаться прежние морщинки.

— И на ком его хотят теперь женить? — осведомилась она. — Кому-нибудь писали об этом?

Пытаясь скрыть радость от того, что беседа потекла в нужное русло, Элис держалась спокойно, словно эта тема ее не занимала.