Книга Александр III - Александр Леонидович Мясников

Кавалеры ордена св. апостола Андрея Первозванного имеют на себе цепь сего ордена. 27 декабря 1888 года».

Передвижники и академики

Теплые взаимоотношения с художниками, в том числе художниками-передвижниками, у Александра III сложились еще в то время, когда он был цесаревичем. Александр III считал, что передвижники — творцы национальной школы, и потому взял их под свою опеку.

Товарищество передвижных художественных выставок, возникшее в 1870 году, бросило вызов академическому искусству. Между Академией художеств и передвижниками были очень сложные взаимоотношения, и, казалось бы, Александру III «положено» было стать на сторону академиков, но… «Симпатии к новой русской школе, — отмечал искусствовед и художественный критик Адриан Викторович Прахов, — наконец, привели к тому, что государь совершенно самостоятельно, решительно и открыто стал на сторону «передвижников», в те поры еще боровшихся под знаменем самостоятельности русского искусства, отождествляя ее с принадлежностью к реализму».

В 1871 году начались регулярные выставки передвижников и Александр Александрович сделался непременным посетителем вернисажей. Русская реалистическая школа живописи ему была близка и понятна.

Об одном из таких посещений выставки вспоминал Иван Николаевич Крамской: «…В субботу прошлую приехал и государь с императрицей, приехал из Академии. Был весел, милостив, разговаривал, смеялся, очень доволен, смотрел картину Репина, благодарил, купил 6 картин и, уезжая, сказал следующие замечательные слова: «Как жаль, что я к вам все поздно попадаю на выставку, все хорошее раскуплено. Скажите, когда ваша выставка открывается обыкновенно?» — «На первой неделе поста, в воскресенье…» — «Надо будет на будущий раз устроить так, чтобы я мог приехать к началу. Благодарю вас, господа, прощайте…»

Итак, дело, очевидно, так и должно оставаться. Государь император, вероятно, имеет свои мысли, когда он с нами так разговаривал. Мы же все были настроены так, что ждали, как бы государь не выразил неудовольствия, что его заставляют ездить в два места… И вдруг! Словом, посещение государя, которого я ждал, осветило мне иную перспективу, чем я думал…»

Александр Николаевич Бенуа писал: «Во время посещений царем наших (столь безобидных) выставок он умел показать другую сторону своей личности. Он становился тем любезным, внимательным, вовсе не суровым, а скорее благодушным человеком, каким знали Александра III его семья, ближайшие царедворцы и дворцовая прислуга. Поражали его чрезвычайная простота, абсолютная непринужденность, абсолютное отсутствие какой-либо «позы» (позы властелина)».

Традиционными стали не только посещения им выставок вместе с Марией Федоровной, но и покупки картин. Несмотря на свою крайнюю бережливость, Александр III никогда не жалел баснословных по тем временам сумм на покупку картин самых дорогих и модных в то время художников — Айвазовского, Семирадского, Брюллова, Федотова. Но он покупал работы не только известных мастеров, но обязательно и понравившиеся картины начинающих художников, пополняя коллекцию современного искусства.

Со временем установилась даже традиция на выставках передвижников: не продавать никаких работ до приезда Александра III.

На выставке передвижников в 1888 году Павел Михайлович Третьяков купил десять холстов, а император Александр III — пять. В следующем, 1889 году на 17-й выставке передвижников Павел Михайлович Третьяков приобрел две картины, а императорская семья — двадцать семь.

Император приказал снять со стен во дворце в Царском Селе все произведения западных художников и заменил их работами русских живописцев.

В свидетельствах современников немало написано о том, что император на самом деле понимал искусство и мог разбираться в его направлениях. Историк русского искусства Адриан Викторович Прахов, лично знавший императора, писал: «Не было вещи, мимо которой государь прошел бы вскользь. Как любитель, он желал все пересмотреть и, любуясь, делал свои замечания и зачастую поражал сопровождавших его лиц меткостью определения и памятью на художественные произведения… Сопровождавшие его художники чувствовали, что среди них человек, весь открытый для искусства, ценящий художника и потому относящийся к нему с неподдельною деликатностью. Это трогало. Если императору что-либо нравилось, то, посоветовавшись с императрицей, государь с изысканной деликатностью спрашивал: «Могу ли я купить эту вещь?»

Личная заинтересованность императора искусством с годами приобретала государственные черты и стала оказывать влияние на события современной художественной жизни. Император основал специальный фонд помощи художникам и их семьям, получивший название «Капитал императора Александра III для пособия нуждающимся художникам, их вдовам и сиротам».

Александра III давно увлекала мысль создать большой музей национального искусства.

Еще в 1883 году император высказал мысль о создании такого музея в Санкт-Петербурге.

Алексей Петрович Боголюбов в своих «Записках моряка-художника» приводит разговор, который состоялся в 1883 году между ним и Александром III: «Его величество сам вдруг сказал мне: «А ваши товарищи-передвижники все перекочевывают из одного городского зала в другой с тех пор, как Исаев (конференц-секретарь Академии художеств. — А. М.) их выжил из академии. А потому я часто и серьезно думаю о необходимости создания в Петербурге Музея русского искусства. Москва имеет, положим, частную, но прекрасную галерею Третьякова, которую, я слышал, он завещает городу. А у нас ничего нет».

Идея создания музея, в стенах которого могли бы соединиться как работы мастеров Императорской академии, так и новых, так называемых оппозиционных художников-передвижников, — в этом и видел император свою задачу. Александр Николаевич Бенуа писал: «Александр III покупал для себя и для музеев произведения часто большого значения и большой стоимости, вещи, мимо которых просто нельзя было пройти, не заметив их значимости. Из приобретений Александра III составился, как известно, музей, носивший его имя».

Император выступал за единство и целостность в любом деле. Поэтому Александр III и как коллекционер, и как меценат делал заказы и ветеранам Академии художеств, и передвижникам.

А в 1889 году Александр III после 17-й выставки сделал совершенно неожиданный шаг. Он привлек Товарищество к реорганизации той самой академии, стены которой художники с возмущением покинули почти тридцать лет назад.

Пять передвижников, и среди них Илья Ефимович Репин, Архип Иванович Куинджи и Григорий Григорьевич Мясоедов, вошли в правительственную комиссию по разработке нового устава.

Илья Репин, Иван Шишкин и Архип Куинджи стали профессорами, и еще двенадцать передвижников вошли в академический совет.

Поэт и публицист Александр Владимирович Жиркевич, близкий друг И. Е. Репина, записал в дневнике: «Репин рассказал мне подробности представления государю конференц-секретаря Академии художеств графа И. И. Толстого вчера на Академической выставке. Согласно рассказу Репина государь на этой встрече начал разговор так: «Вам предстоит трудная задача поднять Академию. Ваш предшественник был мошенник, в Академии все было основано на мошенничестве, почему я и не любил посещать выставки в Академии, где приходилось сталкиваться с этой личностью, которую я давно бы выгнал из Академии, если бы не великий князь Владимир…». Речь шла о бывшем конференц-секретаре Академии художеств П. Ф. Исаеве, сосланном в Сибирь за хищения».