Книга Мудрец. Сталкер. Разведчик - Михаил Успенский

И речь его была лишена каких-либо характерных особенностей. Я, конечно, не профессор Хиггинс из «Пигмалиона», но вологодский говорок от воронежского уж как-нибудь отличу. И так его пыталась подловить, и этак. То вдруг задам ему вопрос по-французски или по-английски, словно он иностранный агент. Английский, впрочем, он знал прилично, но уж не как родной.

Ах, его речь похожа на мою? Неудивительно. С ним в основном я и общалась.

И по ассоциациям я его гоняла, и видеофильмы с видами разных городов показывала – и никакого отклика. Чёрный ящик, «китайская комната». Вещь в себе. Никакого просвета…

Вы скажете – ну, нашла себе старая вешалка заделье! Психиатром себя вообразила! А образование у меня библиотечное, хоть и училась в Москве.

Нет, не психиатром я себя вообразила, а строгой, но справедливой маменькой. Не лги, не выражайся, локти на стол не складывай. Люби отечество. Будь верен данному слову. Не бросай друга в беде… А что такое друг? Это, мальчик мой, ты непременно узнаешь…

К сожалению, он вскоре появился, этот… друг.

Повесили его, говорите? Ну и правильно – прости, Господи, душу грешную за такие слова! Смею надеяться, за дело?

А что касается этого маскарада с Домнушкой… Понимаете, когда произошёл дефолт, многие наши высокопоставленные пациенты не только скоропостижно выздоровели, но и взносы свои забрали. Ринулись срочно спасать капиталы. И присело наше заведение на голодный паёк. Зарплату полгода не платили. Забастовку не объявишь, другой работы не найдёшь. Ещё немного – и купит наш санаторий за бесценок какой-нибудь купец Лопахин, и дачи понастроит. Место тут дивное, жаль, вы его летом не видели.

Вот тогда-то я и придумала Домнушку. Персонал меня дружно поддержал, новый главный врач одобрил, даже дал несколько дельных советов. Он с настоящей Вангой был знаком, знал причины её успешных предсказаний.

И начали наши дамы потихоньку распускать слух про вещую бабушку… И пошли потихоньку посетители. Образовалась очередь. Пока гостю подойдёт назначенный срок, я всё, что можно, узнаю о нём из Интернета и других источников. У нас на этот счёт организована целая служба! Такую развели бюрократию, что сразу видно – солидная фирма. Иначе не поверят…

Личной моей выгоды тут нет. Все деньги идут на счёт санатория как благотворительные взносы, не придерёшься.

И шарлатанкой я себя не считаю. Не бедные люди сюда приходят. За глупость и невежество надо платить, и платить щедро.

О чём меня спрашивал Сергей Сергеич? Ну, господин Майский, у меня своя профессиональная этика. Даже неудобно за вас, право.

Понемногу дела наши наладились, но персонал меня не отпускает – говорят, кризис грядёт, терпи, кошёлка старая, коли запряглась. Некогда помирать Домнушке, хотя Кире Петровне Мошковой, последней в роду декабриста, пора бы и честь знать. Скоро пойду на девятый десяток.

Только ведь потом обязательно на могилке моей чудесные исцеления происходить будут!

Глава пятнадцатая

Это провал, думал Печкин. Разведгруппа вернулась без «языка». Как побитые собаки. Пошумели, повзрывали – и скрылись под уютное крылышко Зоны. Кто бы мог подумать, что здесь сейчас для нас – самое безопасное место… Хорошо ещё, что Белому принесли добрую весть: никакой он не маньяк, а дурачок легковерный. Ну так это ему сама Кира Петровна по телефону сказала…

Не срастается сценарий. И Черентай своими преображениями больше не занимается. Разве что подвести к нему 380 вольт – тогда, может, и… Но Белый не разрешает. Да и кто мы такие, чтобы эксперименты над живыми людьми производить?

А то, что Паша – фактически двойник Белого, только запутывает дело. Два брата-акробата. Двое из ларца, одинаковых с лица. Хотя не очень-то одинаковых. Воришка хлебнул на своём веку… Хрюли толку, что Майор пробил по ментовским базам его биографию с тремя судимостями? Много мы узнали? Что воровать и водяру жрать с мамашей ещё в младших классах стал? Бросит Белый в огонь эту папочку и будет прав… Мы её по дороге изучили на десять рядов.

Не помнит, где он семь лет кантовался! Да сидел, где же ещё. Сидел, как миленький, в колонии на станции Решёты. Далековато, аж за Красноярском. Ну уж туда мы не поехали. Не помнит он… Двое беспамятных на один сюжет – это уже перебор. И опять лакунарная амнезия. До этого года помню, а потом не помню… Вот опять шары залил без закуски и дрыхнет в кресле, загадка века…

И всё-таки кажется мне – упустил я что-то. И вот теперь сижу и смотрю в огонь…

– Чего пригорюнился? – Матадор хлопнул журналиста по плечу.

– Послепраздничная депрессия, – буркнул Печкин. – Мировая скорбь…

– Та нэ журысь, – подошёл с другой стороны Мыло. – Ну, зо Старым Новым роким!

И подсунул стопочку.

Печкин машинально чокнулся с ним и выпил, не почувствовав вкуса.

– Ты прямо как Синильга, – сказал Матадор. – Ей бы радоваться, а она убивается, как будто Белому на фронт ехать. Да у нас тут каждый день фронт! Могла бы и привыкнуть…

– Новая аномалия объявилась, – сказал Киндер. – Называется «снеговик». Наступил – и ледяная статуя! Заметить невозможно, если ПДА не перестроишь… Но! Прежде чем перестроить, кто-то туда вляпаться был должен…

– Кто-то из наших? – сказал Печкин.

– Нет, с Янтаря. Колосков Дима, мэнээс, светлая ему память. Наши-то все по домам сидят, в ресторанах гужуются…

– А ты-то чего не поехал? – сказал Печкин. – Хотя бы к Галке своей под тёплый бочок…

– Галка – пройденный этап, – важно сказал маленький сталкер. – С Галкой у нас жизненные разногласия. Её мировоззрение перестало совпадать с моим…

– Ух ты, – сказал Матадор. – Где же ты в Зоне умудрился мировоззрение подхватить? Уж не от бюрерши ли хорошенькой?

– Сам ты бюрерша, – сказал Киндер. – И Большой просил меня постоянно быть на связи…

– Адъютант его превосходительства, – сказал журналист. – А где само-то превосходительство?

– В Давосе, на совещании, – сказал Киндер. – И вызывать его не велел, там мобилы положено отключать. А то бы я давно ему доложил о ваших успехах… Говорил я тебе, Матадор, нам надо было туда ехать, а не отмычкам этим недоделанным!

– Киндер, – откликнулся Майор. – Выбирай. А то последует.

– Та Киндер бы тамочко сам сказывся, у тый санатории, – сказал Мыло. – Бо вин и так скаженный…

– Упорный народ эти международные паханы, – сказал Печкин. – Я с той зимы не то что на Давос, я на родимые-то снега спокойно глядеть не могу, всё слышу, как снайперки щёлкают и льдинки мне голую спину полосуют… Но всё-таки любопытно было бы узнать – восстановили они здание в прежнем виде или какой архитектурный шедевр забабахали?

– Мегабайт как-то заявил, – сказал Матадор, – что день, когда вольные сталкеры начнут пялиться в телевизор, станет для них последним днём. И он прав. Пират, забудь о стороне родной, когда сигнал к атаке донесётся…