Книга Поколение пустыни. Москва - Вильно - Тель-Авив - Иерусалим - Фрида Каплан

Английская пресса начала замалчивать палестинскую проблему, но часто слышится мнение, что вообще надо покончить с еврейской Палестиной, что она «уже выстроилась», и дальнейшее развитие ее не нужно.

В Вене почти все евреи уже «абгебаут», лишились заработка и хлеба.

В Праге устроили погром по примеру немецких.

[В Китае взят Гонконг.]

Когда я слышу о еврейских жертвах, которые исчисляются сотнями тысяч, я перестаю быть пацифисткой, и здесь мы, матери, должны себе сказать: будь что будет, наше право на существование и на человеческое достоинство стоит любых жертв.

После соглашательства в красивом Годесберге и в «художественном» Мюнхене[723] приходится переоценить ценности.

Наш Меир усиленно работает в Гагана.

30.10.38

Дождей нет, и стоят жаркие хамсинные дни. Много растений в саду засохло. Поливка не помогает, перекапываем сад, пришлось вынуть еще много фруктовых деревьев.

Я читаю снова «Историю евреев» Дубнова[724]. Как это трагично, что наша страна всегда была коридором, мы всегда были козлом отпущениея или сучком в чьем-то глазу. Но мы всегда были упорны, «кшей ореф» (жестоковыйны, упрямы), и это нас спасло. Наша слабость и наша сила, наша бедность и наше богатство, наш консерватизм и наша революционность, все нам ставилось на вид, и за все нас заставляли платить, страдать. Нас уничтожали за богатство Ротшильда и за коммунизм Троцкого. И если уж вовсе не было причины, нам вменялось в вину то, что мы захватили чужой «лебенсраум»[725], что мы заселили «солнечную сторону Маршалковской», что мы слишком быстро или слишком медленно ассимилируемся, что мы имеем «две родины», что мы сионисты или «патриоты той страны, в которой мы живем».

Наши длинные носы, и пейсы, и синагога, наши праздники, наши выкресты, что только нам не вменяется в вину?

И если нам боятся дать нашу прежнюю родину, то только потому, что тогда мы распрямим нашу согнутую спину, перестанем быть униженными и гонимыми. Арабы вдруг проснулись от стука наших пил и тракторов и молотков. Так тихо и сонно было в этой стране, и вдруг — что за шум? Не грозит ли он вывести из вечной лени, дремоты, дешевого труда [и низкого уровня жизни]? Не будет ли этот прогресс наш связан с необходимостью просвещать бедуинов и феллахов, платить им больше за их труд, не лишит ли это эфенди их устарелых привилегий?

Но мы работаем дальше, ружьем и лопатой, и, по-видимому, наступило время перековать орала в мечи![726]

1 ноября 1938 года

Арабы готовятся завтра протестовать, у нас были митинги, женщины давали приношения (деньгами и драгоценностями) для Гагана.

Ненависть религиозная и расовая сливаются вместе у всех наших врагов; фактически это всегда была ненависть чисто политическая: религия и раса — только повод.

Теперь в Иерусалим ездят не через Рамле, а какими-то проселочными дорогами, что не менее опасно.

Наконец-то первый чудный дождичек, которого мы так давно ждем. В воздухе непередаваемая свежесть, запах растений, травы, цветов, хотя земля не пропитана, а только вспрыснута дождем. Я нарвала астры, георгины и хризантемы всех цветов. Наполняю ими вазы в доме и в палатах.

3.11.38

Сегодня настоящий зимний день, дождливый, грязный.

Германия хочет злом попрать зло: исправить «несправедливость», нанесенную им Версалем, как будто не они и их юнкеры и не их Вильгельм II начали первую Великую войну.

То же самое делают арабы: вместо того чтобы взяться за работу и поднять благосостояние своего народа просвещением и трудом, они разрушают нами созданное, выкорчевывают посаженные нами деревья, жгут и режут где можно, грабят и убивают. Арабам придется смириться: признать доброе соседство вместо разрушительной войны. А диктаторы смертны.

9.11.38

После случая с мальчиком Гриншпаном, который убил фон Рата[727], в Германии стало еще хуже. Теперь польские евреи начали мытарствовать по дорогам между Берлином и Варшавой.

Здесь были тяжелые четыре дня: дожди, гроза, наводнения.

Читаю дневник полковника Киша[728], честная книга джентльмена и идеалиста. [Если бы он был у власти, может быть, не было бы 36–38 года.]

Все люди в Тель-Авиве сидят в кафе и ищут себе подобных: даже наводнение и ужасная погода не мешают этому.

Пришлось купить себе дождевик и всей семье — теплое белье.

12.11.38

Был тяжелый погром в Германии, а Италия издала закон, что все итальянские евреи за пределами Италии теряют итальянское подданство.

12 итальянских профессоров, которые посмели выступить против преследования евреев и расовой теории, были строго наказаны ссылкой и лишением пенсии.

Разрывают смешанные браки, изгоняют евреев из коммерческих предприятий, из прессы и театров.