Книга На Фонтанке водку пил - Владимир Рецептер

* * *

Коты встречают исчезновение хозяев не так остро, как собаки, и Фомка-Третьяк с Кошей не составили исключения. Некоторым казалось, что их волнует лишь проблема пропитания, но это была неправда. Только настоящий и чуткий знаток мог бы прочесть в их глазах звериное несогласие с нарушением гармонии, навеки связанной для них с обликом, голосом и прикосновениями Семена Ефимовича. Теперь их судьбу решали другие люди, и гладкую шерсть холодили ужас и пустота.

После похорон возникла тема кошачьего приюта, временный выход помогли найти соседи, предложив до продажи квартиры поселить в ней их племянницу-студентку, которая будет убирать жилье и готовить кошачьи обеды. Так и вышло. Коша и Фомка продолжали тосковать и все же постепенно смирялись с судьбой. Но месяцев через девять приехал с детьми Ефим, племянница вернулась в общежитие, и в дом зачастили покупщики. Варить котам стало некогда и некому. Когда продажа жилья решительно осуществилась, кинулись искать для его последних обитателей хорошие руки, но ничего толком не находилось. Наконец истопник из ближней котельной дал согласие взять умницу Фомку. И Фомка, рожденный за кулисами великого театра, переселился в котельный подвал. А Коша, доведенный переменами до нервного срыва, прыгнул из окна на магазинную крышу и надолго исчез. Жизнь бомжа оказалась ему не по силам. Кошу искали до последней минуты, пока не заметили на той же крыше его серое неподвижное тело…

30

Между тем справа и слева от скрипящей стаи густел оружейный орнамент. На белых платках скрестились клинки самураев, мерцали кинжалы с насечкой, в красном углу поднимался алтарь — токомона. Все японские уголки сошлись, как в талантливом сне. Черноволосые, в лентах, красотки, и те, у кого колчаны за плечами, и стрелы, летящие с разных сторон. Иероглифы падали с неба на длинных полотнах и достигали поющих полов. А соловьиные половицы страстно отвечали скрипучим пожатьям преданных родине стоп…

Скруп-скруп-скруп… Вадим А. Медведев… Простим времена, не сбрендив… скруп… Ботиночки жмут знакомо… Томагавк в секретаре райкома… Скруп… Смешной номер… Скрип… Сыграл да помер…

Скряп-скряп-скряп… Валентина П. Ковель… Половина Вадиных кровель… Скряп… Твоя Валентина… Япония… Аргентина… Скроп… Держись, дорогая… Скрип… Смешная какая…

Скри-и-ип, скри-и-ип… Лебедев А. Евгений… Грипп… Вечных сомнений… Скряп… Таня-то наша… Скруп… Две правды, папаша… Скажи, где Гога, Нателла? Времечко опустело…

Скрип-скроп-скруп… Владислав И. Стржельчик… Вот и сплав — сечи и речи… Скроп-скроп-скроп… Роли да роли… Вот и сноп воли и боли…

Скроп-скроп-скроп… Михаил Д. Волков… Покорил… Слухов и толков… Хруп да хруп… Жеребец Милый… Скруп да скруп… Где твои силы…

Скрап-скрап… Всеволод А. Кузнецов… Преданный скрипу отцов… Скрап да скрип… Зимою и летом… С водочкой… С партбилетом…

Скрип-па-па, скрип-па-па… Михаил В. Данилов… Каков улов… Таков вылов… Скрип-па-па… Скрип-па-па… Что за глупая толпа…

Скрипели полы…

Они шли, сняв жесткую обувь, и прижимали к древнему дереву беззащитные ступни. «Враг близок, — пели полы, — он уже рядом. Запасайтесь последним оружьем, просите у Бога терпенья, любите, прощайте обиды, готовьтесь к последним боям». А потом пенье прекратилось, потому что они оторвались от пола и, как были, в носках, поднялись вверх. То есть они продолжали движенье, но уже не касаясь полов. Отрывались порознь и поодиночке, но там, наверху, снова сбились в тесную стаю…

Артист Р. плелся в хвосте и думал о новом спектакле. Как и все остальные, он не знал своей судьбы. Ему хотелось ставить, играть, выходить на поклоны и складывать баулы в новую гастроль. Но именно здесь, в императорском дворце древнего Киото, на соловьиных полах в его душе родилась новая тяга к красному дневнику. Он достал его из своей офицерской планшетки и, ощутив странное нетерпенье, раскрыл на ходу.

Некстати и не ко времени Р. вспомнил фразу Анны Андреевны и захотел ее тут же записать. Нет, эту он прочел, а не услышал. Но таковы были свойства ее голоса, что и после смерти все, что исходило от нее, Р. почему-то воспринимал как речь. «Проза всегда казалась мне тайной и соблазном», — сказала она в тот день.

В ноябре 20… года, не успев развязать важные узлы и заполнить лакуны, автор был грубо отвлечен от гастрольного романа. Виною тому стали выданные на руки в 40-й поликлинике медицинские карты. Оказалось, что ему, так же как и его давнему приятелю артисту Р., необходима срочная операция на сердце. В случае отказа обоим в самом близком будущем была обещана внезапная смерть. И тот и другой отнеслись к сообщению легкомысленно, но врачам сдались.

Вышло так, что за них хлопотали, и оба оказались в одной палате 2-й многопрофильной городской больницы в районе Озерков. Под смешные рассказы артиста Р. о его бесконечных гастролях подготовка к операциям прошла почти незаметно. Одного из них взялся оперировать генерал А.Б. Сорин, а другого — полковник В.К. Сухин.

Начальник Военно-медицинской академии, впоследствии министр здравоохранения Шевченко от всех талантливых кардиохирургов постарался избавиться, и они создали лучший в городе кардиохирургический центр во 2-й больнице.

Утром 28 ноября артист Р. потерял из виду автора и, как положено, на колесных носилках, голый и выбритый, под легким одеяльцем поехал на второй этаж в отделение эндоваскулярной хирургии. Ему было неловко ввиду того, что влекли его, хотя и без видимых усилий, молодые и хорошенькие сестры милосердия. И наркотический укол сделала ему совершенная ангелица. С этого момента Р. сделалось весело и интересно, и он с удовольствием рассматривал по монитору, как тяжко и напряженно работает его заезженная корда. «Интересное кино», — думал он.

— Градиент сто восемьдесят шесть, — сказал мужской голос.

Через стекло из соседней комнаты представление наблюдала группа молодых врачей. Некоторые прижимали лбы к прозрачной перегородке, потому что такой операции в Петербурге никто никогда не делал.

— Сейчас будет больно, — сказал Сухин часа через два.

— Да, больно, — весело подтвердил Р. и для точности добавил: — Очень…

Он и раньше пытался болтать, отвлекая хирурга от дела, но теперь стиснул зубы и замолчал. В операционный блок влетела знакомая стая и стала кружить вокруг сияющих ламп. Все птицы были в носках, но держались с достоинством и с любопытством смотрели по сторонам.

— Привет, — беззвучно сказал Р., и все названные покивали ему свободными головами. Лампы прибавили света, и ближе всех оказался Гога.

— Понимаете, Георгий Александрович, — сказал Р., — любой роман можно поставить, но нельзя же путать «Тихий Дон» с «Доктором Живаго».

Гога не отвечал… «Ну вот, опять обиделся», — подумал Р. и испугался, что тот не даст ему постановки. И тут же, не успев пережить испуг, он понял, что роман — это и есть спектакль, который он уже ставит, а все непослушные персонажи, у которых своя жизнь и кому плевать на режиссуру, отлично играют свои роли, стоит их вовремя отпустить и не обижать подсказкой.