Книга Великие Цезари. Творцы Римской Империи - Александр Петряков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весьма популярным был греческий пиррический танец, который ставился, как и балет, с декорациями и костюмами. Апулей очень красочно описывает такой спектакль на сюжет суда Париса в своих «Метаморфозах». Наряд Венеры здесь составляла лишь шелковая ткань. «Да и этот лоскуток, – читаем у Апулея, – ветер нескромный, любовно резвяся, то приподымал, так что виден был раздвоенный цветок юности, то, дуя сильнее, плотно прижимал, отчетливо обрисовывая сладостные формы». Если верить Апулею, то подобные спектакли представляли собой весьма красочное зрелище, и даже со спецэффектами. «Тут, – пишет Апулей о финале балета, – через какую-то потаенную трубку с самой вершины горы в воздух ударяет струя вина, смешанного с шафраном, и, широко разлившись, орошает благовонным дождем пасущихся коз, покуда, окропив их, не превращает белую от природы шерсть в золотисто-желтую – гораздо более красивую».
Танец стал неотъемлемой частью всякого представления как на сцене, так и во время домашнего застолья, и этот обычай дошел до наших дней. Представим себе вечеринку в римском доме, где профессиональные танцовщицы пляшут ради утехи пирующих. Сами римляне чурались такого развлечения, и танец вдвоем во время застолья, как в наши, к примеру, дни, был им неведом. «Никто, пожалуй, – писал Цицерон, – не станет плясать в трезвом виде, разве что если человек не в своем уме». Впрочем, надо сказать, что у латинян бытовали военные и ритуальные танцы. Но речь сейчас не об этом. Так вот развлекали пирующих искусные танцовщицы, а они были родом из стран Востока или Испании, где испокон века принято танцами разжигать любовные страсти. Об этом говорят и Овидий, и Ювенал, и Марциал. У двух последних есть почти одинаковые по смыслу строчки об испанских танцовщицах из Гадеса. У Ювенала они «в хороводе певучем»
А вот что мы читаем у Марциала, который описывает свой скромный обед, где не будет
Кстати, по поводу крапивы. О ней, как возбуждающем средстве, мы читаем и у Петрония. В «Сатириконе» есть сцена, когда один из героев оказывается несостоятельным в сексе, и знахарка его лечит от импотенции с помощью наперченного кожаного фаллоса, который она вводит одному из героев книги в анус, и одновременно стегает его по голому заду пучком крапивы.
И не только танцовщицы, которые приравнивались к проституткам (как и теперь, впрочем, в ночных клубах), но и матроны из знатных семейств умели танцевать. Наверное, конечно, не так зажигательно, как испанки, но умели. Гораций сообщает о том, что хорошо танцевала жена Мецената. Саллюстий пишет о Семпронии, что «она играет и танцует более грациозно, чем дозволено приличной женщине». Танцевали также и мужчины, и приятели Цицерона, отрицавшего, как видим, танцы, Целий Руф (известный оратор и народный трибун) и Лициний Красс славились своим умением танцевать. В народе говорили, что консул Красс лучше танцует, нежели правит.
И еще один немаловажный штрих в эту картину. Весьма многие в Риме любовь к мальчикам предпочитали любви женской, поэтому брачное законодательство Августа, по которому каждый должен иметь семью и детей, гомосексуалистам, сами понимаете, было трудно исполнять. Впрочем, полвека спустя император Нерон справил свадьбу со всеми необходимыми обрядами с мальчиком Спором, которого сильно любил и называл его своей женой. Ходила тогда шутка о том, что счастливы были бы римляне, будь у Неронова отца такая же жена. Гомосексуалисты, подобно женщинам, тщательно ухаживали за своим телом и удаляли с него волосы. На эту тему можно процитировать довольно скабрезное четверостишие Марциала:
Некоторые из приведенных здесь авторов (Апулей, Марциал, Ювенал) жили и творили в более позднее время, однако нравы в эпоху Августа складывались уже примерно в такую картину. Поэтому правителю было чрезвычайно трудно на этом фоне переломить ситуацию.
Однако Август упрямо проводил в жизнь принятые постановления и продемонстрировал всему Риму, что перед законом все равны, применив его против своей дочери и внучки. Но все эти меры не могли, разумеется, привести к идеальной нравственности, каковую Август видел в древности, и возродить ее было уже никак невозможно. Против подобных брачных нововведений протестовал народ, и властителю волей-неволей приходилось отступать от своих намерений и смягчать эти постановления. Так, по закону восемнадцатого года, вдовцы обязаны были вступать в новый брак через год, а разведенные через полгода, а по новому закону Папия и Поппея, принятому в девятом году уже после Р.Х., этот срок продлевался до трех лет. Сами законодатели, еще раз напомним читателю, Папий и Поппей, были не женаты, и детей у них не было.
«Но и после этого, – как пишет Светоний, – однажды на всенародных играх всадники стали настойчиво требовать от него отмены закона; тогда он, подозвав сыновей Германика, на виду у всех посадил их себе и к отцу на колени, знаками и взглядами убеждая народ не роптать и брать пример с молодого отца. А узнав, что некоторые обходят закон, обручаясь с несовершеннолетними или часто меняя жен, он сократил срок помолвки и ограничил разводы».
Кроме того, ему приходилось доказывать свою правоту чтением речей бывших консулов, к примеру, знаменитое обращение к сенату Квинта Метелла «Об умножении потомства», убеждая тем самым строптивых сенаторов, что и предки уже были озабочены демографическими проблемами. Некоторые сенаторы ему откровенно дерзили, и есть у Светония такие, к примеру, их реплики: «Я бы тебе ответил, будь это возможно!» и другие подобные. Ему открыто намекали, что тому, кто был трижды разведен и женат на разведенной, не пристало бороться с разводами. К чести нашего героя, он был толерантен, в мирное время жесток не был и старался не обращать внимания на подобные дерзости. Но иной раз ядовитые вопросы и намеки сенаторов, что он и сам был не прочь развлечься с чужими женами, его допекали, и он уходил из курии в раздражении. Светоний, между прочим, сообщает, что Август приказал умереть своему любимому вольноотпущеннику Полу, потому что тот соблазнял замужних женщин. Воистину: «В своем глазу соломинку мы видим, ну а в чужом не видим и бревна».
Разумеется, велась активная пропаганда семейной жизни. Император лично помогал многодетным семьям, окружал почетом отцов больших семейств и устраивал карьеру их сыновьям. Некий Гай Крисп Гилар из Фезул в окружении своих восьми детей, тридцати внуков и восемнадцати правнуков торжественно демонстрировал на Палатине плодовитость своей семьи. Гораций, единомышленник Августа, что касалось реформ, направленных к возрождению старых обычаев, также призывал римлян к радостям семейного очага. Но сам поэт женат не был и особой любвеобильностью не отличался. Он советовал своим читателям утолять свою страсть в объятиях рабынь или гетер, а не соблазнять благородных матрон, что ведет к разрушению семьи.
