Книга Королева Виктория - Виктория Холт

Что-то я не заметила никаких признаков мягкости в его выпадах против лорда Биконсфилда и в его «мирной политике любой ценой».

— Ваше величество можете послать за лордом Гренвилем.

— Нет, только не он.

— Тогда за лордом Хартингтоном?

— Хартингтон! Это его, кажется, прозвали Харти-Тарти.

— Да, ваше величество.

— Ничего себе премьер-министр! Не был ли он замешан в скандале с герцогиней Манчестерской?

— Они были близкими друзьями, ваше величество.

— Пока он не воспылал страстью к какой-то особе, которую прозвали Скиттлз.

— Эта леди вызывает большое восхищение в некоторых кругах.

Сэр Генри отличался таким же остроумием, как лорд Мельбурн. Он любил делать ехидные замечания. Я подозревала, что и Берти увлекался этой бесстыжей особой.

Я была в ужасе — из этих людей я должна была выбрать премьер-министра на смену лорду Биконсфилду!

Я боролась с собой. Конечно, моя угроза отречения была несерьезной. Как я могла на это пойти? Я знала, в чем состоит мой долг. И, как все последние годы, я пыталась представить, что бы сделал Альберт в сложившейся ситуации. Подумав, я поняла, мне оставался единственный выход — послать за Гладстоном.

Он явился довольно смиренный, пытаясь расположить меня к себе. Он поцеловал мне руку, но я не могла вынудить себя проявить хотя бы видимость сердечности. Итак, я потеряла моего дорогого друга, и его место занял Уильям Гладстон.

Кабинет Гладстона направил все свои усилия к завершению войн, бушевавших во время выборов в Афганистане и в Южной Африке. Я была очень рассержена. Если бы лорд Биконсфилд был во главе правительства, всё было бы по-другому — он бы приложил все силы, чтобы восстановить наш престиж.

Но огорчения меня не покидали, вскоре я узнала, что сэр Чарльз Дилк получил пост заместителя министра иностранных дел. Тот самый Чарльз Дилк, который нападал на меня и выступал за упразднение монархии. Как можно было позволить такому человеку занимать правительственный пост?

И, словно этого было мало, я обнаружила, что он оказался в кругу друзей Берти. По-моему, это было не только непорядочно, но и глупо. Когда я высказала свое неудовольствие Берти, он сказал, что общается со всякого рода людьми и что это лучший способ узнать, кто о чем говорит и думает. Может быть, в этом что-то и есть, но я решительно отказалась принять Дилка.

Но, пожалуй, самая глубокая печаль овладела мной в то время, когда я узнала о тяжелой болезни лорда Биконсфилда.

Когда я услышала, что он слег, я написала ему, требуя, чтобы он сообщил мне о своем здоровье. Он ответил очень мило, что мои письма — замечательное лекарство, что, прочитав их, он сразу же чувствует себя лучше.

В марте он смог поселиться в Лондоне в своем доме на Керзон-стрит. Я усмотрела в этом хороший знак и была очень довольна. Из Осборна я прислала ему примулы, и он написал мне, что цветы очень его подбодрили.

Наступил апрель. Он не выходил из дома три недели, и, не получая от него писем, я поняла, что, видимо, ему стало хуже, раз он не может мне писать.

Я собиралась навестить моего дорогого друга, приказать ему поправиться. Я не могла больше терять любимых мной. Но, прежде чем я успела осуществить это намерение, я узнала, что он умер.

Его последние слова были: «Я не боюсь умирать, но мне хотелось бы пожить». Милый лорд Биконсфилд!

Он высказал пожелание быть похороненным в Хьюэндене рядом с Мэри Энн. Я была не в состоянии присутствовать на похоронах — мое горе было слишком велико — и послала Берти и Леопольда. Они взяли примулы, которые я хотела возложить на его гроб. На карточке, прикрепленной к цветам, я написала: «Его любимый цветок».

Я потеряла дорогого друга, думавшего только о чести и славе своей страны и беспредельно преданного монархии. Его смерть была национальным бедствием, и печаль моя была велика и бесконечна. Хотя по его желанию он был похоронен в Хьюэндене, я приказала соорудить памятник в Вестминстерском аббатстве.

Через четыре дня после похорон мы с Беатрисой поехали в Хьюэнден, и я возложила на его гроб, стоящий в открытом склепе, венок из белых камелий. Я хотела, чтобы все знали, как я любила и почитала этого человека. На следующий год я распорядилась установить в церкви доску с надписью:

«Дорогой и высокочтимой памяти Бенджамена Дизраэли, графа Биконсфилда этот памятник поставлен его благодарной и любящей монархиней Викторией R.I.». «Приятны царю уста правдивые, и говорящего истину он любит». Книга Притчей Соломоновых XVI. 13. 27 февраля 1882 года».

Мне казалось, что смерть носится в воздухе — очень угнетающее ощущение. Я недавно узнала об убийстве царя Александра II[75], тестя Альфреда, а вскоре такая же участь постигла президента Соединенных Штатов Гарфилда[76].

Но еще до этого были осложнения с Египтом, где Ораби-паша, военный министр хедива[77], совершил государственный переворот и сверг хедива. В Египте царил финансовый хаос. Франция тоже была вовлечена, но они отказались восстановить хедива в его правах, так что нам пришлось действовать одним.

Я была очень довольна, когда мы одержали внушительную победу. Но я все время помнила о политике моего правительства «мир любой ценой» и вновь оплакивала лорда Биконсфилда, всем сердцем желая видеть его рядом со мной, чтобы мы вместе могли проводить сильную политику, в которую мы так верили.

Я изумилась, когда Леопольд пришел ко мне и сказал, что собирается жениться. Я не думала, что он когда-нибудь решится на этот шаг, ведь он по-прежнему был серьезно болен. Правда, надо заметить, что он никогда не дрожал над собственным здоровьем, и я находила это вполне естественным. Нельзя было ожидать, чтобы он жил затворником, ведь во всех остальных отношениях он был совершенно нормальный здоровый молодой человек.

До меня дошли слухи о его увлечении некоей молодой особой, возбуждавшей в обществе большой интерес. Этим она была в основном обязана Берти, но говорили, что первым с ней познакомился Леопольд.

Это была миссис Лэнгтри, дочь декана с Джерси, бывшая замужем за мистером Лэнгтри. По своему положению они не могли попасть в высшее общество, но она была исключительно хороша собой, и какой-то аристократ, заметив ее, пригласил их к себе в гости. Там Леопольд и познакомился с ней и сразу же влюбился! На его несчастье, Берти увидел ее фотографию и пожелал с ней встретиться. А когда он ее увидел, то решил, что эта женщина должна принадлежать ему. Характерно, что это не вызвало между братьями никакой враждебности. Берти буквально преследовал миссис Лэнгтри, его видели с ней повсюду. Леопольд не раз встречал их вместе, только недоуменно пожимал плечами, однако вскоре он отправился путешествовать на континент, где и увидел принцессу Елену Фредерику Августу, дочь принца Вальдек-Пирмонт. Она ему очень понравилась, и он решил, что женится на ней.