Книга Один в Берлине - Ганс Фаллада

– Почему же вы ушли с должности? Муж потребовал?

– Нет, – сказала Анна.

– Значит, не потребовал? Сперва муж отказывается от должности в «Трудовом фронте», а две недели спустя – жена, от должности во «Фрауэншафте». Обвиняемый Квангель, вы не требовали этого от жены?

– Видимо, она сама так решила, когда услышала, что я оставил свою должность.

Квангель стоит, поневоле поддерживая брюки.

Потом садится, так как прокурор снова обращается к Анне Квангель:

– Итак, почему вы отказались от должности?

– Я не отказывалась. Меня отстранили.

Шавка так и залилась лаем:

– Обвиняемая, не забывайтесь! Как и ваш муж, вы можете заработать наказание, если будете лезть на рожон! Вы же только что признали, что отказались от должности.

– Я этого не признавала. Сказала только, что муж меня не подстрекал.

– Вы лжете! Лжете! И имеете наглость лгать в лицо мне и высокому суду!

Яростное тявканье. Обвиняемая стоит на своем:

– Проверьте по стенограмме!

Зачитывают стенограмму и устанавливают, что обвиняемая права. В зале движение. Отто Квангель одобрительно смотрит на свою Анну, которая не дает себя запугать. Он гордится ею.

Шавка-прокурор на миг поджимает хвост, косится на председателя. Тот деликатно зевает, прикрыв рот когтистой лапой. Прокурор решительно бросает старый след, берет новый.

– Обвиняемая, вы ведь были уже не первой молодости, когда вступили в брак со своим нынешним мужем?

– Мне было около тридцати.

– А до того?

– Не понимаю.

– Не корчите из себя невинность, я хочу знать, какие отношения с мужчинами вы имели до брака. Ну, отвечайте! И поживее!

От неимоверной пошлости вопроса Анна Квангель сперва покраснела, а затем побледнела. Умоляя о помощи, она посмотрела на своего озабоченного пожилого защитника, который вскочил и сказал:

– Прошу отвести этот вопрос как не относящийся к делу!

Обвинитель:

– Мой вопрос имеет к делу самое прямое отношение. Здесь высказывалось предположение, что обвиняемая лишь чисто формально является подельницей мужа. Я докажу, что она особа совершенно безнравственная, происходит из самых низких слоев населения и способна на любое преступление.

Председатель скучным голосом объявил:

– Вопрос имеет отношение к делу. Протест отклонен.

– Итак, – снова затявкала шавка, – со сколькими мужчинами у вас была связь до брака?

Все глаза устремлены на Анну Квангель. Кое-кто из студентов среди публики облизывает губы, кто-то сладострастно стонет.

Квангель с некоторой озабоченностью смотрит на Анну, он знает, как щепетильна она в этом пункте.

Но Анна Квангель решилась. Подобно тому как ее Отто недавно отбросил все свои сомнения насчет накопленных денег, так и она решила отбросить стыд перед этими бесстыдными людьми.

– Итак, со сколькими мужчинами у вас была связь до брака? – повторил прокурор.

И Анна Квангель отвечает:

– С восемьюдесятью семью.

В зале кто-то фыркает.

Председатель пробуждается от своего полусна и чуть ли не с интересом смотрит на жену рабочего, маленькую, с полноватой фигурой, румяными щечками, пышной грудью.

Темные глаза Квангеля вспыхнули, но он тотчас же снова опустил веки. Не смотрит ни на кого.

А прокурор в полном замешательстве бормочет:

– С восемьюдесятью семью? Почему именно с восемьюдесятью семью?

– Не знаю, – невозмутимо произносит Анна Квангель. – Столько их было, не больше.

– Вот как? – недовольно роняет прокурор. – Ну-ну!

Он очень недоволен, поскольку неожиданно вызвал интерес к обвиняемой, что никоим образом не входило в его планы. Вдобавок он, как и большинство присутствующих, уверен, что она лжет, что любовников у нее было разве что два-три, а может, вообще ни одного. Можно бы наказать ее за издевательство над судом. Но как докажешь такое намерение!

В конце концов он решается. И мрачно говорит:

– Я совершенно уверен, что вы неимоверно преувеличиваете, обвиняемая. Женщина, которая имела восемьдесят семь любовников, вряд ли точно вспомнит, сколько их было. Она ответит: много. Ваш же ответ лишь доказывает ваше моральное разложение. Вы еще и хвастаетесь своим бесстыдством! Гордитесь, что были шлюхой. А из шлюхи стали тем, чем обыкновенно становятся все шлюхи, то бишь сводней. В том числе для собственного сына.

Вот теперь он все же укусил Анну Квангель, этот шавка-прокурор.

– Нет! – кричит Анна Квангель, умоляюще вскинув руки. – Как вы можете! Я такого не делала!

– Не делали? – тявкает шавка. – А как вы назовете то, что неоднократно оставляли ночевать так называемую невесту сына? Вы что же, на это время сына выселяли? А? Где ночевала эта Трудель? Вы ведь знаете, она умерла, знаете, да? Иначе бы эта бабенка, эта соучастница преступлений вашего мужа, тоже сидела здесь, на скамье подсудимых!

Но упоминание о Трудель вновь придало Анне Квангель мужества. И она говорит, обращаясь не к прокурору, а к судебной коллегии:

– Да, слава богу, что Трудель умерла, что не приходится ей напоследок пережить этакий позор…

– Извольте умерить тон! Предупреждаю вас, обвиняемая!

– Она была хорошая, порядочная девушка…

– И на пятом месяце устроила себе выкидыш, потому что не хотела рожать солдат!

– Она выкидыш не устраивала, очень горевала оттого, что ребенок погиб!

– Она сама это признала!

– Я не верю.

– Нам безразлично, верите вы или нет! – вопит прокурор. – Но очень вам советую умерить тон, обвиняемая, иначе вас ждут большие неприятности! Показания Хергезель запротоколированы комиссаром Лаубом. А комиссар уголовной полиции не лжет!

Шавка обводит весь зал грозным взглядом.

– Еще раз прошу вас, обвиняемая, сказать мне: ваш сын состоял в интимных отношениях с этой девицей или нет?

– Мать за этим не следит. Я не шпионка.

– Но на мать возложена обязанность надзора! Если вы в собственной квартире допускаете безнравственные сношения, то виновны в сводничестве, так записано в уголовном кодексе.

– Мне об этом ничего не известно. Я знаю только, что шла война и что мой мальчик мог погибнуть. В наших кругах на такие вещи смотрят сквозь пальцы, если парень с девушкой помолвлены или почти что обручены, а вдобавок идет война.

– Та-ак, стало быть, признаете, обвиняемая! Вы знали о безнравственных отношениях и терпели их! Вы это называете «смотреть сквозь пальцы». А вот Уголовный кодекс называет это сводничеством, и мать, которая терпит такое, растленна и порочна!