Книга Вирус "А". Как мы заболели вторжением в Афганистан - Валерий Самунин

«Настораживают сигналы о налаживании Амином контактов с представителями правомусульманской оппозиции и вождями враждебных правительству племен, — говорилось в документе. — Отмечаются признаки того, что новое руководство намерено проводить “более сбалансированную политику” в отношении западных держав.

Поведение Х. Амина в сфере отношений с СССР все более отчетливо обнажает его неискренность и двуличие…

Х. Амин не только не принимает мер по пресечению антисоветских настроений, но и сам фактически поощряет подобные настроения».

Таким образом, делался вывод, нам приходится иметь дело с властолюбивым, отличающимся жестокостью и вероломством деятелем. Не исключена опасность того, что ради сохранения личной власти Амин может пойти на изменение политической ориентации режима.

Документ политбюро предлагал придерживаться следующей линии:

«1. Продолжать активно работать с Амином и в целом с нынешним руководством ДРА, не давая Амину повода считать, что мы не доверяем ему и не желаем иметь с ним дело. Использовать контакты с Амином для оказания на него соответствующего влияния и одновременно для дальнейшего раскрытия его истинной сущности.

2. Исходя из нашей общей линии в отношении Амина на данном этапе и учитывая неоднократно высказывавшееся им пожелание совершить официальный или рабочий визит в Москву для встречи с Л.И. Брежневым и другими советскими руководителями, следовало бы дать ему в принципе положительный ответ, не определяя, однако, сейчас конкретных сроков этого визита.

4. По линии всех совучреждений в Афганистане усилить изучение обстановки в стране, а также руководящих деятелей партии и государственного аппарата, командного состава армии и органов безопасности.

5. Военную помощь Афганистану оказывать сейчас в ограниченных масштабах… От дальнейших поставок тяжелых вооружений и военной техники пока воздержаться.

6….От направления в Кабул по просьбе Амина советских воинских подразделений для его личной охраны воздержаться.

11. Совпосольству в Кабуле, Комитету госбезопасности СССР, Министерству обороны и Международному отделу ЦК КПСС изучать политику и практические действия Х. Амина и его окружения в отношении афганских интернационалистов, патриотов, а также кадров, прошедших обучение в СССР и в соцстранах, реакционного мусульманского духовенства и вождей племен, внешнеполитических связей Афганистана с Западом и в особенности с США, а также с КНР.

При наличии фактов, свидетельствующих о начале поворота Х. Амина в антисоветском направлении, внести дополнительные предложения о мерах с нашей стороны».

По сути, это был если не смертный приговор, то его констатирующая часть.

Начался заключительный акт трагедии под названием «Первый этап Апрельской революции в Афганистане».

Но вначале следовало повесить над сценой густую дымовую завесу. На следующий день последовало указание совпо-слу: передать Амину, что в Москве с пониманием отнеслись к высказанному им пожеланию посетить Советский Союз. Советские руководители будут готовы принять Х. Амина, чтобы по-товарищески и по-деловому обменяться мнениями по интересующим обе стороны вопросам, как только для этого представится возможность.

* * *

Между тем в Афганистане подошел к концу срок командировки генерала армии Павловского и его оперативной группы. Командующий сухопутными войсками в докладах наверх продолжал гнуть свою линию: обстановка в вооруженных силах ДРА вполне стабильная, их боеспособность позволяет успешно противостоять натиску мятежников. Он видел, что такие оценки не нравятся маршалу Устинову, министр уже несколько раз жестко отчитывал по телефону своего заместителя, но Павловский оказался из тех редких генералов, которые истину (как они ее понимали) ставили выше карьерных соображений. 3 ноября он вернулся в Москву и стал ждать вызова для итогового доклада министру. К его удивлению, это ожидание растянулось на две недели. Когда наконец маршал соизволил выслушать своего спецпредставителя, более двух месяцев изучавшего обстановку в ДРА, то разговор он подытожил так: «Ни в чем ты там не разобрался. Не надо было ходить к Амину». И затем длительное время перестал общаться с генералом армии.

Шокированный таким приемом Павловский пытался было найти понимание у начальника Генштаба Огаркова, но и тот раздраженно махнул рукой: «Министр и со мной по Афганистану не советуется. У него есть другие источники информации».

Огарков, который иногда присутствовал на заседаниях Комиссии политбюро, уже знал, какие это источники. И понимал, почему его информация так раздражает министра. Наверху явно вызревало решение убрать со сцены Хафизуллу Амина, а его преемника поддержать, возможно, даже при участии нашего военного контингента.

Сохранилось мало документов, свидетельствующих о том, что происходило в те осенние дни на верхних этажах кремлевской власти, как совершался поворот от военного невмешательства в афганские дела к решению о прямом вторжении в Афганистан. Доподлинно известно, что в конце декабря, то есть уже после ввода войск и убийства Амина, большинство документов внешней разведки по прямому указанию Андропова было уничтожено. Видимо, та же участь постигла материалы ГРУ и военного ведомства. Поэтому нам пришлось довольствоваться теми немногими свидетельствами, что остались в архивах, а также разговорами с уцелевшими участниками тех давних событий и их мемуарами.

Итак, уже на излете осени ближайшее окружение министра обороны СССР чувствует, что Устинов недоволен своими посланцами в Кабуле, что он жаждет крови Амина и вынашивает мысль о направлении в ДРА каких-то подразделений — для окончательного разгрома контрреволюционных сил и установления там требуемой стабильности. Однако министр понимает, как непросто будет реализовать на практике эту идею, он знает, что и начальник Генерального штаба, и его заместители, мягко говоря, не в восторге от нее, поэтому до поры держит свои планы в секрете. И только по отдельным замечаниям окружение Устинова догадывается о том, что скоро наступят крутые времена.

Келейно, в узком кругу (Брежнев, Устинов, Андропов, Громыко, Пономарев), советские руководители обсуждают, как лучше осуществить «возвращение к ленинским нормам партийного руководства в НДПА». Рассматривается вариант с участием оппозиционеров из числа парчамистов и обиженных халькистов. Чаша весов все больше склоняется в сторону Первого главного управления — именно ему предстоит делать эту неблагодарную работу.

Вернувшийся 10 ноября из Москвы в Кабул генерал Иванов под строгим секретом сообщает своим ближайшим коллегам Богданову, Осадчему и Чучукину о том, что наверху принято решение «оказать помощь здоровым силам в НДПА».

— Это означает замену Амина на высших постах в ДРА, — поясняет Борис Семенович, — и возможный приход к власти Бабрака Кармаля. Но — молчок! Об этом знаете пока только вы трое, больше никто.

Участники совещания решают, что в этой новой ситуации надлежит делать резидентуре и представительству КГБ. Завершая разговор, Иванов еще раз предупреждает о необходимости держать язык за зубами. Даже посол не должен ничего знать об этих планах.