Книга Император Юлиан - Гор Видал

Вечером мы с Максимом и Приском полакомились за ужином свежей олениной, а затем в палатку вошли этрусские жрецы. Главный у них - пожилой жрец по имени Мастара. В Риме он пользуется большим авторитетом, одно время он даже был там советником при сенате. Замечу не для разглашения, что Мастара с самого начала был против этого похода и даже истолковал смерть льва не в мою пользу.

В общих чертах этрусская мифология известна всем, но многое в ней трудно для понимания. Тем не менее можно сказать, что, начиная с сотворения мира, отличительной чертой этой веры всегда была ее гармония с божественными силами природы. Первое откровение, дарованное этрускам, общеизвестно. Божественное дитя по имени Тагес явилось работающему в поле крестьянину Тархону и продиктовало ему священную книгу, заложившую основы этрусской религии. Позднее юная богиня Вегоя, явившись во время церемонии, посвященной богу грома, вручила жрецам вторую книгу, содержавшую наставления о том, как толковать небесные знамения, в особенности молнии. В этой книге небосвод разделяется на шестнадцать частей, каждая из которых посвящена одному из богов (хотя иногда боги могут оказывать влияние и на чужие территории). Зная, откуда появилась молния, под каким углом и, конечно, куда она ударила, можно заключить, кто из богов дал свое знамение.

Оказалось, Мастара не терял времени даром. Он уже проанализировал гибель солдата Иовиана.

- Верховный жрец, молния ударила из девятого дома, - произнес он, и я сразу все понял и без его толкований. - Это дом Ареса, дом войны. В одиннадцатом часу Арес убил солдата Иовиана возле реки, к западу от нас. Это означает, что во время войны погибнет царь-воин с запада. Сейчас мы вычисляем точный день и час его смерти, и завтра ты узнаешь, когда это… предсказание исполнится.

Это было серьезно. На несколько секунд в палатке воцарилась гробовая тишина. Максим, сидевший напротив меня, вцепился рукой в бороду и закрыл глаза - казалось, он прислушивается к какому-то голосу внутри себя. Долговязый Приск беспокойно заерзал на жесткой скамейке. Этруски стояли неподвижно, потупив взор.

- Но этот царь, - сказал я, - вполне может быть и Шапуром.

- Верховный жрец, Шапур не идет с запада.

- Кстати, я тоже. - Как всякий, кто услышал неблагоприятное для себя предсказание, я пытался найти лазейку. - Я иду с севера. Среди нас только сарацинские вожди с запада. Я истолковал предзнаменование в том смысле, что один из них погибнет в бою.

- Так продолжать ли нам вычисления, верховный жрец? - бесстрастным тоном спросил Мастара. Он держался так, как положено жрецу по отношению к тем, кто выше его рангом, - учтиво, сдержанно и покорно.

- Нет, - твердо ответил я. - Не вижу необходимости. Однако, поскольку не исключено, что в войска просочились слухи о первом истолковании божьего знамения, я хотел бы попросить вас огласить второе, истинное.

Отвесив поклон, Мастара в сопровождении свиты жрецов удалился. У Приска вырвался его обычный сухонький смешок:

- Теперь мне понятно, почему первым римским императорам понадобилось присвоить себе звание верховного жреца!

Не думаю, что я истолковал знамение неправильно. - Но, понимая, что это звучит не слишком убедительно, я обратился за помощью к Максиму. Открыв глаза, он вскочил на ноги и стал поворачиваться сначала на запад, потом на восток, затем на север и юг.

- Это даже не сарацин! - воскликнул он. - Африка, Мавритания. Вот где суждено умереть царю.

Сначала мне пришло в голову, что Максим просто пытается меня приободрить, но весь вечер он был так весел, что я волей-неволей поверил ему. Я только что отправил Саллюстию письмо с просьбой разузнать, как обстоят дела у мавританских царей.

Занимается заря. Я не спал целые сутки, а впереди еще двенадцать бессонных часов. Через час мы выступаем, и я слышу голос моего слуги Каллиста. Он называет пароль часовому, охраняющему палатку. Нужно еще набросать тезисы речи, с которой я сегодня обращусь к армии, а голова пустая, и глаза горят. С чего же начать?

Приск: В тот день Юлиан произнес блестящую речь - он и виду не подал, что устал. Кстати, рассказывая о беседе с этрусками, он забывает, что я спросил его: "К чему слушать предсказателей, если ты им не веришь?" Но Юлиан кое в чем очень походил на христиан. Они тоже могут отыскать в своем писании подтверждение чему угодно.

Речь Юлиана воодушевила солдат. Кратко, но очень убедительно он рассказал им, сколько побед одержали римские армии в Персии, и предостерег от пораженческих настроений, поскольку их распространяют персидские лазутчики; при этом он особенно упирал на хитрость и коварство последних. Конец речи Юлиана утонул в шуме одобрения. Особенно старались галлы, но восточные легионы, в особенности конники Виктора, были далеки от энтузиазма. Когда я указал на это Юлиану, тот ответил, что это не ускользнуло от его внимания. "Ну и что? Они же не знают меня так близко, как галлы. Вот одержим две-три победы и разграбим пару городов - тогда и они на меня не надышатся!" Тут в Юлиане заговорил воин-прагматик, а куда девался философ-гуманист?

Юлиан Август

14 апреля

Л. Арин. Хорм. кон. Нев. Терц. Пет. К., пех. Ю… Даг. Вик. г. д. 1500 разв. Пирр. Луц. флот. Остров Анафа. Луц. 1000? Ждем. Киб. Мит. Гер.

Приск: Думаю, я смогу расшифровать эту запись. Юлиан просто набрасывает для себя походный порядок войск во время марша на юг. На правом фланге, упиравшемся в реку, Невитта командовал терциаками, петулантами и кельтами. В центре Юлиан возглавлял главные силы пехоты; здесь же располагались обоз и философы. Левый, восточный фланг прикрывала конница под началом Аринфея и Хормизда.

Правда, Хормизд считался пехотным командиром, но во время похода перестановки в командовании не редкость. Замыкали колонну Дагалаиф и Виктор, а 1500 конных разведчиков составляли головной дозор. По реке нас сопровождал флот, которым командовал Луцилиан.

Слова "Остров Анафа. Луц. 1000?" относятся к первому персидскому укрепленному пункту на нашем пути - мощной крепости на острове посередине Евфрата, в четырех дневных переходах от Дары. Юлиан послал Луцилиана с тысячей легковооруженных пехотинцев, чтобы высадиться под прикрытием тумана у стен крепости. Однако с восходом солнца туман внезапно рассеялся. Персидский солдат, вышедший набрать воды, увидел противника и поднял тревогу. Высадка Юлиана потерпела неудачу.

Через несколько часов Юлиан лично переправился на остров. Бросив беглый взгляд на неприступные стены крепости, он оставил мысль об осаде и решил действовать иначе. Так, кстати, он поступал в течение всего похода. Между границами империи и Ктезифоном - а расстояние между ними более трехсот миль - стоит добрый десяток крепостей и укрепленных городов. У Юлиана было достаточно сил, чтобы взять их все, но на каждую осаду ушло бы несколько недель или даже месяцев. Для Юлиана такая трата времени была непозволительной роскошью, поэтому он решил обходить крепости: если персидский царь падет, они сами сдадутся. Поэтому Юлиан послал правителю Анафы ультиматум, предлагая в случае капитуляции сохранить жизнь всему гарнизону. Тот попросил разрешения вступить в переговоры с Хормиздом. Об этом Юлиан рассказывает в дневниковой записи, относящейся к следующему дню.