Книга Ступеньки - Атаман Вагари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чуть в стороне — Шрам. Он смотрит в нашу сторону, но когда я поворачиваю голову — отводит взгляд. Чувствую, что между мной и им произошёл раскол. Ведь я не оправдала его ожиданий. Не смогла убить демона, когда была такая возможность.
Он слишком много требовал от меня. Чтоб я убила Августину. И теперь ещё и бессловесно упрекает меня за это!
Что-то холодное, тяжёлое в моей правой руке. Нож Зелёного Червя. Надо вернуть его. Где он сам?
А вот и он. Ещё дальше от нас. Сидит на полу, опустив голову, сгорбившись. Его руки слегка подрагиваются, будто он вот-вот собирается колдовать. Медленно поднимает голову, но смотрит не на нас, а в сторону Русалок.
Они сидят за столом. Трёхглазая и Лексаэлла Тайрус. Почему только двое? Трёхглазая сидит в надменной властной позе, закинув нога на ногу. Смотрит на нас как на раскиданных перед ней букашек. И не знает, что с нами делать. Лексаэлла как всегда отстранена, безразлична, холодна. Это айсберг, об который разбиваются любые корабли и чувства. Сама она вряд ли что-нибудь умеет чувствовать. Или отказалась от чувств.
Мы слышим песню издалека. Но голос, хвала богам и дьяволам, не Петы. Блэки поёт:
На прибрежном камне восседала дева.
Волосы так белы, как морская пена.
Очи лазурные зажигали сердце алое.
Но красками пурпурными в них отливалось коварное.
Что-то коварное отливается в глазах Трёхглазой. Я вижу там пурпурные сполохи. Морская Королева медленно встаёт. Поднимается следом и верная ей морозная ледяная Лексаэлла.
Голос Блэки, доносящийся из смежных параллельных измерений, где только что мы бывали, продолжает напевать, приближаясь:
А голос её как трясина заманивал
Что за песню дева поёт? Эта песня жертв к ней зовёт.
Потом мы слышим всё-таки голос Петы. Сердце сковывается страхом, что сейчас нас всех убьют. Мы слабы, мы беспомощны, мы не можем встать с пола. Даже Червь! Кто вроде как их союзник.
Она была дочерью Нептуна, жестокою сиреной,
Гибель всем несла.
Моряк, в моря зря ты плавал смелый, полюбил ту деву,
А любовь ведь зла!
Но нет. Мы не гибнем. Пета поёт обычно. Она просто помогает Блэки выводить мотив. Они поют красиво. Уже на два голоса. По ролям. Их бы на сцену международной оперы! Сорвали бы все овации.
Лукавая ундина сети раскидала,
Сидит и ждёт их ведьма, чтоб убить сначала
А они не знают, что сулят им скалы,
Что Сцилла и Харибда ту деву порождали.
На прибрежном камне восседала дева,
Волосы так белы, как морская пена…
Теперь Блэки материализуется рядом с Трёхглазой, по правую руку. Лексаэлла стоит чуть поодаль, слева. Между нею и Трёхглазой слева материализуется Пета. Они вышли из субпространства. Теперь они поют все вместе, даже Лексаэлла присоединилась:
Она была дочерью Нептуна, жестокою сиреной,
Гибель всем несла.
Моряк, в моря зря ты плавал смелый, полюбил ту деву,
А любовь ведь зла!
Тут появляется Рина. Сбоку, из тумана.
Я теперь сама созерцаю, как русалки летают дымом. Дым, туман опустился рядом с Блэки, нагнетается, густеет, приобретает очертания. Рина выглядит злой, потрёпанной, как мокрая курица. Она выводит окончательный аккорд, почти истерически, раздражающе провизжав:
— А любовь ведь зла!
Они уже не обращали на нас внимание. Трёхглазая посмотрела на Блэки:
— Что-то изменилось в памяти?
— Нет, моя Королева, — покачала головой Блэки и скользнула взглядом по мне. — Как было триста лет назад то, что было, так и осталось.
— Лексаэлла, Рина, Пета, что вы скажете?
Три русалки тоже посмотрели на меня. Рина с ненавистью, Лексаэлла с холодным интересом, Пета с вызовом. Пета Кирия ответила за всех:
— Да, триста лет назад она дала нам прикурить. Она и этот ещё кок. Кок, которого мы не кокнули! — она залилась смехом.
— Там был ещё громила, помните, — вдруг окатила всех шипящим морозным холодом Лексаэлла.
— И ведьма чёртова эта мутная, — поддела Рина.
— Опасайтесь громилу, девочки, — проговорила Лексаэлла. — И воздушника. Рина, твоё упущение, — ледяная ундина посмотрела на летающую дымом с упрёком.
— Любовь зла! — развела руками Рина. — Такие дела быстро не делаются! У нас ещё есть время! У меня есть время! У меня приказ Королевы, и я исполню его! — запальчиво заговорила она, оправдываясь.
Лексаэлла покачала головой и тихо прошептала:
— Время упущено. Ты могла это сделать только в эту ночь. Ночь на двадцать девятое декабря.
Они стояли впятером. Мы в их власти. Мы — кто сидел, кто полулежал на полу. Трёхглазая вздохнула демонстративно, делая нам большое одолжение:
— Значит, ваши воспоминания, мои верные фрейлины, о том, что было триста лет назад, не изменились. Что ж. Это говорит о том, что мы вынуждены признать, что Тёмный Маг получил своё.
Рина взъелась, ощерилась:
— Что, неужели, ты отдашь им Ключ, Королева?!
— У нас, увы, другого выбора нет. Судя по тому, что служанка жива, и ты, Блэки, вернулась такая сытая, и даже ты, Пета, никого не убила — при том, что в вашем распоряжении было аж три «морячка», — при слове «три» она обвела тремя глазами Эдди, Шрама и Зелёного Червя, — всё говорит о том, что Договор Огня и Воды благополучно расторгнут. А это значит, что служанка, которая уже больше нам не служанка, правильно собрала расстановку. Подобрала подходящих Тёмных, Светлых и Белых.
— Это потворство Белизне и Тьме! — психовала Рина.
Трёхглазая строго зыркнула на неё:
— Дорогая. Позволив в эту ночь Серому остаться Серым, ты тоже потворствуешь Белизне и Тьме.
Она посмотрела на Рину так уничтожающе и продолжительно, что Рина разом сникла. На её красивом и — как мне показалось — глуповатом лице отразился испуг. Фрейлина преклонилась:
— Прошу простить, моя Королева.
— Прощаю. Я сегодня милосердна. В конце концов, надо найти ещё два ключа. И то, что ваша и моя память не поменялись относительно того, что произошло триста лет назад — говорит о том, что со Вторым Ключом нам повезёт больше. С Третьим-то уж наверняка! А первый Ключ своё дело сделал. Тёмный Маг великодушно дал нам с ним поработать, хотя бы эти дни!
Трёхглазая повернулась к Блэки и требовательно-царственно подставила руку:
— Подвеску Инферно, Блэки.
— Ах. Как жаль, такая шикарная цацка была! Как говорится, хорошо, что поносила! — притворно повздыхала красавица-брюнетка.
Она засунул руку себе в лифчик сверху и вытащила что-то оттуда. Подала Трёхглазой. А та, улыбаясь нам победоносно, триумфально, торжествующе, кинула это
