Книга Незримый фронт. Сага о разведчиках - Андрей Юрьевич Ведяев

испытывала теплые чувства к земляку.

Мать Ники Анна Петровна Баженова происходила из семьи старообрядцев. Его отец семь лет прослужил в гренадерском полку в Москве. Конструкция их дома также говорит в пользу старообрядческого происхождения. Хотя сохранились только эскизы строения, но на них видно, что окон на той стене, что выходит на улицу, нет. А это — отличительный признак именно избы «раскольников». Поэтому вероятнее всего, что и отец Ники Иван Павлович Кузнецов — тоже из старообрядцев, причем поморов.

Вот что писал о поморах академик Лихачёв: «Они поразили меня своей интеллигентностью, особой народной культурой, культурой народного языка, особой рукописной грамотностью (старообрядцы), этикетом приема гостей, этикетом еды, культурой работы, деликатностью и пр., и пр. Не нахожу слов, чтобы описать мой восторг перед ними. Хуже получилось с крестьянами бывших орловской и тульской губерний: там забитость и неграмотность от крепостного права, нужды. А поморы обладали чувством собственного достоинства».

В материалах 1863 года отмечается крепкое телосложение поморов, статность и приятная наружность, русые волосы, твердая поступь. Они развязны в движениях, ловки, сметливы, неустрашимы, опрятны и щеголеваты. В сборнике для чтения в семье и школе «Россия» поморы предстают настоящими русскими людьми, рослыми, плечистыми, железного здоровья, неустрашимыми, привыкшими смело смотреть в лицо смерти.

В 1922–1924 годах Ника учился в пятилетней школе в селе Балаир, что в двух километрах от Зырянки. В любую погоду — в осеннюю распутицу, в дождь и слякоть, метель и стужу шагал он за знаниями, всегда собранный, подтянутый, добродушный, любознательный. Осенью 1924 года отец повез Нику в Талицу, где в те годы была единственная в районе школа-семилетка. Там и обнаружились его феноменальные лингвистические способности. Ника очень быстро усваивал немецкий язык и этим резко выделялся среди других учеников. Немецкий преподавала Нина Алексеевна Автократова, получившая в свое время образование в Швейцарии. Узнав, что преподаватель по труду — бывший военнопленный немец, Николай не упускал случая поговорить с ним, попрактиковаться в языке, почувствовать мелодику нижне-прусского диалекта. Но этого ему казалось мало. Он не раз находил предлог побывать в аптеке, чтобы поговорить еще с одним «немцем» — провизором из австрийцев по фамилии Краузе — уже на баварском диалекте.

В 1926 году Николай поступил на агрономическое отделение Тюменского сельскохозяйственного техникума, расположенного в красивом здании, в котором до 1919 года находилось Александровское реальное училище. В нём мой прадед, Прокопий Степанович Опрокиднев, учился вместе с будущим наркомом внешней торговли СССР Леонидом Борисовичем Красиным. Оба они закончили училище с золотыми медалями и их имена были на доске почёта. В годы Великой Отечественной войны на втором этаже этого здания в аудитории № 15 находилось тело В.И. Ленина, эвакуированное из Москвы.

Через год в связи со смертью отца Николай перевелся поближе к дому — в Талицкий лесной техникум. Незадолго до его окончания он был отчислен по подозрению в кулацком происхождении. Поработав лесоустроителем в Кудымкаре (Коми-Пермяцкий национальный округ) и поучаствовав в коллективизации, Николай, к этому времени уже свободно говоривший на коми-пермяцком языке, попадает в поле зрения чекистов. В 1932 году он переезжает в Свердловск, поступает на заочное отделение Уральского индустриального института (представив справку об окончании техникума) и одновременно работает на Уралмашзаводе, участвуя в оперативной разработке иностранных спецов уже под кодовым именем «Колонист».

В институте Николай Иванович продолжает совершенствоваться в немецком языке: теперь его преподавательницей была Ольга Михайловна Весёлкина, бывшая фрейлина императрицы Александры Фёдоровны, родственница М.Ю. Лермонтова и П.А. Столыпина. Бывшая библиотекарь института рассказывала, что Кузнецов постоянно брал техническую литературу по машиностроению, преимущественно на иностранных языках. А потом она случайно попала на защиту диплома — которая проходила на немецком языке! Но из аудитории её быстро удалили — как впоследствии изъяли и все документы, свидетельствующие об учебе Кузнецова в институте.

Методист по краеведческой работе Талицкой районной библиотеки Татьяна Климова подтверждает, что в Свердловске «Николай Иванович занимал отдельную комнату в так называемом доме чекистов по адресу: проспект Ленина, дом 52. Там и сейчас живут только люди из органов». Здесь и произошла встреча, определившая его дальнейшую судьбу — в январе 1938 года он знакомится с Михаилом Ивановичем Журавлёвым, назначенным на должность наркома внутренних дел Коми АССР, и начинает работать его помощником. Спустя несколько месяцев Журавлёв порекомендовал «Колониста» Леониду Райхману. «Мы, сотрудники контрразведки, — рассказывает Леонид Фёдорович, — от рядового оперативного работника до начальника нашего отдела Петра Васильевича Федотова, имели дело с настоящими, а не с выдуманными германскими шпионами и, как профессионалы, прекрасно понимали, что они работали по Советскому Союзу как по реальному противнику в будущей и уже близкой войне. Поэтому нам остро нужны были люди, способные активно противостоять немецкой агентуре, прежде всего в Москве».

Московский авиационный завод № 22 имени Горбунова, от которого теперь остался лишь клуб «Горбушка» на Филях, ведет свою родословную с 1923 года. Все начиналось с затерявшихся в лесном массиве недостроенных корпусов Русско-Балтийского вагоностроительного завода. В 1923 году их получила в концессию на 30 лет немецкая фирма «Юнкерс», которая была единственной в мире, освоившей технологию цельнометаллических самолетов. До 1925 года на заводе были изготовлены первые Ju.20 (50 самолетов) и Ju.21 (100 самолетов). Однако 1 марта 1927 года договор концессии со стороны СССР был расторгнут. В 1933 году заводу № 22 было присвоено имя погибшего в авиакатастрофе директора завода С.П. Горбунова. Согласно разработанной для «Колониста» легенде, он становится инженером-испытателем этого завода, получив паспорт на имя этнического немца Рудольфа Шмидта.

«Мой товарищ Виктор Николаевич Ильин (участник операции “Монастырь”. — А. В.), крупный работник контрразведки, — вспоминает Райхман, — был тоже им весьма доволен. Благодаря Ильину Кузнецов быстро “оброс” связями в театральной, в частности балетной, Москве. Это было важно, поскольку многие дипломаты, в том числе установленные немецкие разведчики, весьма тяготели к актрисам, особенно к балеринам. Одно время даже всерьез обсуждался вопрос о назначении Кузнецова одним из администраторов… Большого театра».

Рудольф Шмидт активно знакомится с иностранными дипломатами, посещает светские мероприятия, выходит на друзей и любовниц дипломатов. При его участии в квартире военно-морского атташе Германии фрегаттен-капитана Норберта Вильгельма фон Баумбаха был вскрыт сейф и пересняты секретные документы. Шмидт принимает непосредственное участие в перехватах дипломатической почты, входит в окружение военного атташе Германии в Москве Эрнста Кёстринга, наладив прослушивание его квартиры.

Но звёздный час Николая Кузнецова пробил с началом войны — он становился суперагентом. Зимой 1941 года его помещают в лагерь для немецких военнопленных в Красногорске, где он осваивает порядки, быт и нравы немецкой армии. 25 августа 1942 года под именем Николая Грачёва он был