Книга Ода контрразведке - Андрей Ведяев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернувшись в Таджикистан, Давлат Ризобекович, по существу, попал с одной войны на другую. Во второй половине 1992 года здесь началась гражданская война – самая жестокая и кровопролитная на всей постсоветской территории. Одной из сторон этого конфликта была Объединенная таджикская оппозиция (ОТО), ведущую роль в которой играла Партия исламского возрождения Таджикистана (ПИВТ). Поскольку к настоящему времени эта партия признана террористической организацией и запрещена на всей территории республики, я спросил Давлата Ризобековича, а не просмотрели ли в свое время таджикские чекисты возрождение исламского экстремизма?
– Основателем и лидером ПИВТ был один из самых влиятельных таджикских политиков и религиозных деятелей Саид Абдулло Нури, – рассказывает Давлат Ризобекович. – Он еще в советское время был активным сторонником создания в Таджикистане исламского государства. В 1973 году в Хатлонской области Таджикистана он создал нелегальную молодежную организацию «Исламское возрождение». По его словам, он стремился в условиях советской власти пропагандировать идеи «чистого ислама», воспитать людей в религиозном духе. Но уже к началу 80-х годов тайные и разрозненные группировки его движения активизировались. Они приступили к публикации материалов антисоветской направленности, поступающих из-за рубежа, и нелегальному распространению журнала «Правда Ислама». К середине 80-х годов в их деятельности начали появляться элементы экстремизма и радикализма. Это не было проблемой только органов госбезопасности. Это была проблема государственных органов и общественности того времени. Но КГБ Таджикистана был в курсе этого и информировал партийные и другие властные структуры с предложениями о порядке реализации имеющихся материалов. Летом 1986 года в Курган-Тюбинской области по материалам КГБ за нелегальную экстремистскую деятельность были арестованы несколько активистов партии, в том числе и сам Саид Абдулло Нури. Все они решением суда были осуждены на различные сроки лишения свободы, от трех месяцев до полутора лет.
– Давлат Ризобекович, а Вы могли бы вспомнить что-нибудь из своей практики?
– Примерно во второй половине 1986 года, когда я еще работал начальником УКГБ Таджикской ССР по Кулябской области, к нам тоже стала поступать информация о том, что в городе Кулябе и Дангаринском районе области появились нелегальные радикально настроенные группы, которые под видом религиозной деятельности обучают молодежь овладению боевыми видами единоборства. Проверка этой информации показала, что эти группы поддерживают связь с экстремистскими религиозными организациями Афганистана, Ирана, Саудовской Аравии, Турции и Египта. Члены и руководители этих групп выезжали для учебы в эти страны, а затем проводили идеологическую обработку молодежи, распространяли литературу экстремистского характера, готовили молодых людей к противостоянию правоохранительным органам и возможному захвату власти по примеру того, как это происходило в Иране в 1978 году. Оперативными возможностями поименно были установлены члены этих групп, время и места сбора, а также сведения о руководителях этих групп и факты их незаконной деятельности. На основании полученных данных был разработан план реализации имеющихся материалов и направлен на рассмотрение руководству КГБ Таджикской ССР. Мы предложили провести общепрофилактические мероприятия в Таджикистане с использованием средств массовой информации и рассказать населению о незаконной деятельности движения «Исламское возрождение», а руководителям этих групп объявить официальное предостережение от имени органов безопасности или же привлечь их к уголовной ответственности в соответствии с законами того времени. В начале 1987 года по требованию заместителя председателя КГБ Таджикской ССР генерал-майора Куликова Евгения Ивановича, курировавшего эту линию работы, все материалы, с нашими предложениями по их реализации, были направлены для согласования в его адрес. Однако решение руководства по нашим предложениям затянулось. Время уже было другое. В стране активно шла «перестройка». Мне кажется, что наша информация была тогда недооценена, или на нее просто не реагировали. От органов госбезопасности уже требовали «гуманности» в работе, меньше реагировать на процессы, происходящие в обществе, в том числе и в религиозной среде.
– Что как раз и стало разрушительным фактором. Причем не только в СССР. Например, в Германской Демократической Республике, по словам Маргот Хонеккер, наиболее враждебно настроенные оппозиционные силы «собирались в основном под крышей церкви».
– Эти силы спекулировали на тех сложностях, которые, как и везде, появилсь в 1989–1990 годах и в Таджикистане. В результате «перестройки» заметно ухудшились общественно-политические и социально-экономические условия. В таджикском обществе нагнеталась нервозность. На волне гласности и открытости активизировались различные политические силы как прогрессивного, так и негативного свойства, в том числе и националистические движения, исповедующие религиозный фанатизм. Все вместе это привело к событиям февраля 1990 года в Душанбе, с которых и началась предыстория гражданской войны в Таджикистане.
– Расскажите об этом пожалуйста подробнее…
– В феврале 1990 года я прибыл из Кабула в краткосрочный отпуск в Душанбе, когда там начались массовые беспорядки. Поводом для них стали следующие обстоятельства. Незадолго до этого, в январе 1990 года, в Баку начались армянские погромы, в результате которых 49 армянских семей бежали к своим родственникам в Душанбе. Спустя несколько дней по городу поползли слухи, что в Душанбе переселили более трех тысяч армян, которым выделены квартиры в новостройках города. А тогда в столице ощущался острый дефицит жилья. 11 февраля перед зданием ЦК компартии Таджикистана на площади Ленина собралось около тысячи человек, которые требовали навести порядок в вопросах выделения квартир, осуждали действия властей и выкрикивали лозунги «Долой армян!». К митингующим вышел первый секретарь компартии Таджикистана Кахор Махкамов, который заявил, что в республику прибыло всего 49 армянских семей. 23 семьи разместились у родственников, остальные размещены на временной основе в нескольких пустующих квартирах. Совместно с представителями митингующих была создана комиссия по проверке ситуации. Вечером того же дня и утром следующего по радио и телевидению было сообщено о том, что большая часть приехавших армян, оценив ситуацию, заявили, что не хотят быть причиной конфликта, и обещали в ближайшие дни покинуть республику. Однако, несмотря на это, обстановка продолжала накаляться. На улицах появились группы молодых людей из числа местных, которые нападали на русских и на девушек таджичек, которые были одеты по-европейски. На следующий день, 12 февраля, на площади собралось около четырех тысяч человек. Они были настроены уже агрессивнее. Лозунг «Долой армян!» сменился требованиями «Долой Махкамова!». Протестующие перекрыли центральную улицу Ленина. Для охраны правительственного здания прибыли сотрудники милиции и других правоохранительных органов. Моя квартира находилась как раз на улице Ленина, примерно в 50–60 метрах от площади, прямо за домом, где в то время находился центральный книжный магазин «Точиккитоб», и я видел все это своими глазами. Находясь вне службы, я позвонил дежурному по КГБ Таджикистана и доложил о ситуации на площади. Дежурный ответил, что они в курсе обстановки, и добавил, что ситуация действительно напряженная, надо быть бдительным, осторожным и следить за обстановкой по месту расположения. Он также сообщил, что не исключены провокации. В этой связи в школах, институтах и других учебных заведениях детям разрешили идти по домам. После этого я пошел в школу и забрал младшую дочь. Было около 11 часов. На площади продолжала бушевать толпа. При входе во двор своего дома я увидел, как несколько молодых людей бежали за одетым в военную форму офицером внутренних войск, по виду русским, окружили его и стали тащить на площадь. Моросил дождь, и у меня в руках был зонт с длиной рукояткой, которым я отогнал и остановил молодых людей и стал интересоваться причиной. Они сказали, что кто-то стрелял по людям, и они хотят вести этого офицера к митингующим для разбирательства. Я обратился к военному и спросил, что он тут делает. Он на хорошем таджикском языке объяснил, что идет с дежурства из СИЗО № 1 домой. Оружия при нем не было. Я заявил, что знаю его, он душанбинец. Молодые люди были недовольны. Но так как я был старше их, да и мой решительный внешний вид сказал свое слово, они согласились и отпустили его, а сами вновь побежали на площадь. Мы быстро дворами отвели этого офицера на другую улицу и отправили домой, а сам я вместе с соседями вновь вышел на главную улицу, и мы стали наблюдать за площадью. Примерно через 2–3 минуты с площади вновь прибежали 4–5 человек, которые интересовались этим офицером. Мы объяснили им, что он сразу ушел домой. Они были этим недовольны, но тоже ушли. После этого я вышел на улицу Путовского, чтобы посмотреть, что происходит там. Эта улица тоже была заполнена людьми, которые направлялись к митингующим. Среди них выделялась группа молодых людей спортивного телосложения, которые держались обособленно. В это время улицу переходили двое парней славянской внешности. От группы спортивных парней сразу же отделились двое и, приблизившись к ребятам русской внешности, примерно с расстояния трех метров, в высоком прыжке каратиста, ударами ног уложили их. Я и еще двое взрослых мужчин и одна женщина отогнали «каратистов» и помогли раненым ребятам перейти дорогу, а затем отправили их домой.