Книга Маленькая страна - Чарльз де Линт

Что вам от меня нужно! - мысленно обратилась она к Мэддену.

Тайна, - ответил он. — Тайна Данторна.

Но вы уже знаете ее, - пожала плечами Джейни.

Ей вдруг открылось то, что было недоступно ему, ослепленному вечной погоней за желаемым, — главная правда мира, готовая прийти к любому, кто захочет принять ее.

Слушайте, - сказала Джейни.

Что?

„Невероятно!“ — изумилась девушка. Мэдден десятилетиями искал тайные знания, но в упор не замечал того, что резонировало на одной волне с ними. Он отрывал от этого чуда лишь кусочки и использовал их, чтобы подчинить себе волю других людей, однако никогда не задумывался об истинном, конечном смысле своего могущества, никогда не слышал…

Дум-дум. Дум-дум.

Первородная музыка грянула в голове Джейни, словно первый гром в день сотворения мира.

Нежное пение арфы переплелось со звуками скрипки, флейты и вистла, и над всем этим с силой, которую Джейни никогда не смогла бы повторить, взвились голоса двух волынок. Их бурдоны гудели подобно рокоту древних гор, говоривших под дружный аккомпанемент всех ветров земли с выщербленными временем холмами. Радость и горе, бешеный темп и безмолвие, — казалось, все звуки мироздания спешили влиться в этот общий поток.

Джейни не боялась, что Мэдден завладеет силой этой древней мелодии: не важно, сколь умело он манипулировал ее отрывками, — ее саму не мог подчинить себе никто, ибо для этого требовался единый порыв всех живущих на планете существ, участие каждой составляющей мира.

А может быть, и не одного — ведь был еще тот, что лежал по другую сторону Мен-эн-Тола…

Встреча Мэддена с первородной музыкой стала сродни пробуждению магии в Волшебном Царстве: она хлынула через его сознание бурной рекой, и чем отчаяннее он с ней боролся, тем сильнее она становилась, лишая его привычного самоконтроля.

А Джейни даже не пыталась противостоять ее натиску — она сама впустила эту звенящую красоту в свою душу и теперь с благоговением приветствовала каждый ее звук.

Поначалу девушка будто плыла сквозь сознание Мэддена, оставаясь в стороне от обрушившейся на него бури, но потом вновь почувствовала себя в своем физическом теле и побрела по темным лабиринтам, которые, как она догадалась, являлись мыслями и воспоминаниями ее врага.

В одном из закоулков она наткнулась на дух Кемпи, окруженный какими-то людьми. Овчарка отчаянно рвалась на свободу, но они пинками загоняли ее обратно.

Ловко проскользнув между призрачными фигурами, Джейни схватила пса на руки и уже приготовилась бежать, однако, обернувшись, с удивлением обнаружила, что незнакомцы исчезли. Она опустила Кемпи на землю.

— Просыпайся.

Но он лишь ткнулся мордой в ее ногу и с лаем помчался дальше по лабиринту.

Джейни последовала за ним и вскоре увидела Клэр.

Девушка лежала, неловко распластавшись на полу. Она казалась мертвой, и только глаза ее ожили, когда Джейни склонилась над ней и осторожно убрала волосы с ее лба.

— Что случилось, дорогая?

— Я… я не в силах пошевелить ногами… и вообще ничем.

— Но это неправда, — возразила Джейни, ободренная мудростью первородной музыки. — Мэдден просто заставил тебя думать так.

Клэр сморгнула слезы:

— Я не могу двигаться!

Джейни погладила ее по голове:

— Слушай. Слушай музыку.

— Не могу…

— Слушай, — повторила Джейни мягко, но настойчиво.

Она помогла Клэр встать на ноги. Та, едва ли осознавая, что с ней происходит, послушно поднялась, посмотрела на свои руки, похлопала себя по бокам…

— Я…

Джейни улыбнулась и обняла ее за плечи.

— Пошли. Нам нужно разыскать Феликса.

Они нашли его сидящим на стуле посреди огромной сцены. Крепко вцепившись в свой аккордеон, он беспомощно взирал на аудиторию, активно закидывавшую его пивными банками и гнилыми фруктами. Кемпи грозно зарычал, но это только раззадорило публику еще больше.

Джейни сунула Клэр свой вистл.

— Играй, — сказала она. — Играй что-нибудь знакомое. Что-нибудь старое.

Клэр взглянула на собравшихся в зале зрителей, затем повернулась к Феликсу, и Джейни вдруг увидела любовь, светившуюся в ее глазах, — глубокую, безнадежную…

— Джейни… — начала было Клэр.

— Прости, дорогая, — не дала ей договорить Джейни. — Я никогда об этом не догадывалась. Он тоже любит тебя. Не так, конечно, но…

Она растерянно замолчала. Клэр тихонько вздохнула:

— Я знаю.

Она поднесла вистл к губам и начала выводить „Поездку в Слиго“ — джигу, которая очень нравилась Феликсу. Однако аудитория встретила ее взрывом хохота, и девушка тут же сбилась с ритма. Вистл, и так неважно справлявшийся с высокими тонами, отчаянно зафальшивил, но в этот момент Джейни, подошедшая к Феликсу, обернулась и решительно кивнула, и Клэр продолжила игру.

Мелодия быстро выровнялась, словно сама первородная музыка поспешила ей на помощь.

Между тем Джейни наклонилась к Феликсу, погладила его по рукам и принялась нашептывать ему о том, какие они сильные и нежные; о том, как она любит, когда они прикасаются к ней; о том, что он выглядит достойнее всех этих смеющихся над ним людей, вместе взятых; о том, что он имеет право играть так, как хочет, не слишком заботясь о мнении других; о том, что она не будет возражать, если отныне он поставит крест на своих публичных выступлениях — лишь бы только они всегда были вместе и никогда больше не теряли того, что недавно вновь обрели.

— Послушай, как играет Клэр, — сказала Джейни, крепко прижимая дрожавшего Феликса к себе.

— Д-джейни? — заикаясь, спросил он.

— Я здесь, с тобой.

— Они… они… Я не могу…

— Это все ложь, Феликс. Тут нет никакой сцены. Нет никаких зрителей. Мэдден загипнотизировал тебя.

По мере того как она говорила, музыка становилась все громче и громче и вскоре окончательно перекрыла шум аудитории. Клэр — высокая, с гордо выпрямленной спиной — стояла на сцене, быстро перебирая пальцами по отверстиям маленького вистла. Джейни впервые слышала, чтобы этот инструмент звучал так хорошо. И впервые слышала, чтобы Клэр так хорошо играла…

Она взяла аккордеон с колен Феликса и легонько толкнула его в бок, поторапливая.

— Вставай. Пора уходить.

Он поднял взгляд:

— Почему это случилось со мной?

— Не знаю. И потом, какая разница? Ведь это все ненастоящее.

Феликс покачал головой:

— Для меня пережитое ничем не отличается от реальности. И так происходит всякий раз, когда я вижу перед собой переполненный зал.