Книга Nirvana: Правдивая история - Эверет Тру

«Я рад был его увидеть, потому что всегда хотел сказать ему, что больше не ненавижу его, – сказал он, словно цитируя строчку из „Serve The Servants“, первой песни с альбома „In Utero“: „I just want you to know that I / Don’t hate you anymore“ („Я хочу, чтобы ты знал: я больше тебя не ненавижу“). – С другой стороны, я не хотел поощрять возобновление отношений, потому что мне нечего ему сказать. Мой отец не способен на изъявления чувств, да даже разговора поддержать не может. А я не хочу общаться ни с кем только потому, что это мой кровный родственник. Мне бы быстро надоело».

– В конце этого концерта произошла просто невероятная сцена разрушения, – улыбается Эрни. – Она началась, когда Курт подошел к усилительным системам перед моим рабочим местом, так что я убрал на всякий случай все свое оборудование, ну и он, разумеется, тут же обрушил колонки на то, что было моим рабочим местом. Потом отправился ко второму ряду усилителей и начал колотить их гитарой, потом забрался на колонку, водрузил другую себе на гитару, и тут раздались неземные звуки трения колонки о струны… тут все подумали, что гитаре конец – но нет, ей еще предстояли великие дела. Он громил ее медленно – казалось, минут пятнадцать-двадцать, – и все это время она играла. Это было круто. В Курта систематически бросались барабанами, а Курт отбивал их гитарой как бейсбольной битой.

Для Куртни настала пора вернуться в Сиэтл. Они придержали на некоторое время свою лос-анджелесскую квартиру, но приобрели и дом в деревне Карнейшн, в 30 милях от Сиэтла, за 300 тысяч долларов. Дом нуждался в серьезном ремонте – «не думаю, что в нем раньше проводили много времени», как комментирует Розмари Кэрролл, – так что пара провела конец 1992 года, переезжая из одного четырехзвездочного отеля Сиэтла в другой, волоча за собой свой стиль жизни. Куда бы они ни приезжали, после них в простынях и на ковриках оставались сигаретные бычки.

– Я однажды был в том доме, – рассказывает Майкл Лавайн. – Там были сам Курт, Кевин Керслейк и Кортни. Там не было вообще ничего. Абсолютно пусто, на полу электроцепь «Hotwheels», коробки с тряпками из Европы, картины, нижнее белье, на кухне полно всякого закусона. Вот так.

– Я присутствовал в «Color Box» на выступлении «Star Pimp»[323] в октябре 1992 года, – вспоминает Джеймс Бердишоу. – Там были и Курт с Кортни, изо всех сил стараясь не выглядеть подозрительно… точнее, Курт старался не выглядеть подозрительно. Я стоял в очереди за пивом, и Кортни была прямо передо мной, рассматривая толпу, и сказала: «Тут никого интересного вроде нет». Я поздоровался с Куртом: «Помните меня? Я Джеймс. Я был в „Cat Butt“», а Курт отвечает: «Точно! Как ты?» Через некоторое время он неожиданно вернулся. Мы проболтали добрых минут пятнадцать, я сказал, что слышал, будто бы он завел ферму, и он пояснил: «Там нет ни овец, ни коров, ничего подобного, но кое-какая собственность у нас есть». Он говорил с интересом, тут Кортни на него как-то неприятно посмотрела, и он говорит: «Мне уже пора». Я пожал ему руку и попрощался.

Где бы пара ни появлялась, везде ее, казалось, ждали нападки.

Довольно популярный ливерпульский поп-исполнитель Джулиан Коуп, в основном известный вегетарианством, тщеславием и приверженностью к «Krautrock», выпустил статью в британской музыкальной прессе, чтобы излить свое раздражение на бывшего своего поклонника: «Избавьте нас (любителей рок-н-ролла), – писал он, – от сидящих на героине шлюх вроде Нэнси Спанген, которые прилипают к великим рок-группам и высасывают из них мозги». Это было смехотворно: сексистское обвинение выглядело таким же нелепым, как и те, которым подверглась за двадцать лет до того Йоко Оно, когда начала встречаться с Джоном Ленноном. Коуп угодил в ту же ловушку, что и Аксель Роуз: он решил, что если пару раз прочел о Курте Кобейне, то это дает ему право судить о его частной жизни.

Виктория Кларк и Бритт Коллинз, два британских автора, начали работу над полуавторизованной биографией группы: «„Nirvana“: Нюхаем цветочки, гладим котят, целуем детишек, обращаться к объединенным рок-греховодникам». Книга получила название по одному из ранних слоганов с футболок «Nirvana» и вскоре перестала быть авторизованной, когда Куртни узнали, что авторы планируют побеседовать с Линн Хиршберг, а с Фоллингом Джеймсом уже пообщались. Подозревалось предательство.

Это предположение привело к одному из самых безобразных эпизодов в жизни Курта, когда он – а также Кортни и Дэйв – оставили серию сообщений на автоответчиках Виктории и Бритта, угрожая их убить (некоторые звонки были сделаны из студии Джека Эндино). Потом они спрятались за спину «Gold Mountain», отрицали факты и объясняли свои действия шуткой, но в этом ничего смешного не было. Куртни обладали серьезными возможностями и вполне способны были на осуществление угроз, если бы того хотели, а, судя по реакции Курта, так оно и было. Да, эти авторы оказались оппортунистами, но толпы журналистов было не остановить.

Как-то вечером Курт позвонил Виктории на автоответчик девять раз. Обвинения его начинались со слов: «Если в этой книге что-то оскорбит мою жену, я вас, суки, прибью» – и доходили до именования пары «вонючими паразитами» и заявления о том, что «я могу выбросить несколько тысяч долларов на то, чтобы пустить вас в расход, но, может быть, сначала испробую легальные способы». Его гнев доходил до женоненавистничества, он подавлял и бросал в дрожь. Викторию и Бритта сделали козлами отпущения за ту ярость и смятение, которые испытывал Курт в жизни, но в 1993 году он уверенно заявил своему биографу Майклу Азерраду: «Я твердо верю в месть».

Послания Кортни были не менее резкими. Через пару месяцев в лос-анджелесском клубе произошел инцидент, после которого пошли слухи, что Кортни ударила Кларк стаканом. Виктория настрочила жалобу в лос-анджелесскую полицию. Кортни на следующий день подала контрзаявление, утверждая, что это была самооборона.

«В итоге я оказалась на полу и вся в пиве, – жаловалась Кларк одному члену съемочной группы фильма о „Nirvana“, – а потом она подняла меня с пола за волосы и попыталась выпихнуть из клуба. Все это было довольно угрожающе».

Я хорошо помню ситуацию в «Мелоди мейкер», когда разгорелся сыр-бор: наш отдел новостей орал на меня, чтобы я позвонил Кортни и получил ее заявление, а во втором ухе у меня возбужденно тараторила по телефону Кортни, покатываясь со смеху по поводу этого инцидента, а я пытался ей объяснить: во-первых, сейчас не время и не место для разговора, а во-вторых, я никак не могу примириться с подобным поведением, особенно учитывая количество поступавших мне угроз.

«Gold Mountain», получив копию части рукописи, пригрозило судебным преследованием, в случае если журналисты когда-либо опубликуют книгу. Один ирландский журнал опубликовал жалобы «Gold Mountain» полностью: не помню остальных 29 или что-то в этом духе, но я четко припоминаю следующее: «Кортни Лав вовсе не считает Эверетта Тру мудаком». Что ж… приятно было убедиться!

– Кортни все время звонила мне, – комментирует Слим Мун. – Она посылала нам с Мэри-Лу факсы. Один факс, как сообщалось, был от Курта, но, скорее всего, его отправила Кортни: «Вы мне никогда не нравились, горите в аду». Прошло время, и она перешла на новую тактику; теперь она говорила: «Курту нужны друзья, которые будут хорошо на него влиять. Ваши друзья отстой, но вы мне нравитесь, так что давайте вместе поужинаем». Мне это показалось неприятным. Если бы приглашение исходило от Курта, я бы пошел, а так не стал.