Книга Аромагия - Анна Орлова

А теперь еще и эта ночь, отдающая аммиаком и дешевым ванилином. От одного воспоминания к горлу подкатывала тошнота.

И никогда уже не склеить разбитый хрусталь иллюзий, не начать жизнь заново, не вернуть ушедших…

Впрочем, какой смысл себя жалеть? Не стоит полагаться на богов. Разве нельзя самой добавить в свою жизнь немножко тепла, чуточку нежности, лучик света?

Говорят, пепел хорошо удобряет почву…

Заставив меня вздрогнуть, по всему дому ожили часы: кричала кукушка, исполняли заученный танец лебеди на пруду, звенели ходики. И, повинуясь зову часов, дом разом ожил, зашевелились его обитатели. Что-то втолковывал Сигурду свекор; Ингольв ревел буйволом, требуя рассола и зачем-то пистолет; звенела посудой Сольвейг, накрывая на стол.

Дождавшись, пока мой благоверный уберется в свои комнаты, я поднялась наверх. Стоящий в коридоре свекор, на минуту отвлекшись от распекания прислуги, встретил меня подозрительным взглядом.

Я чувствовала себя так мерзко, что хотелось говорить гадости и бить посуду, но воспитание не позволяло выказывать чувства столь откровенно. Пришлось улыбнуться и склонить голову в молчаливом приветствии.

Оказавшись в своей комнате, я принялась за дело.

Маска с глиной рассул, экстрактом огурца и маслом базилика, чтобы убрать следы усталости. Чайно-шалфейные компрессы на глаза — от мешков и красноты. Медовый скраб для тела и крем с розой, сандалом и мускатным шалфеем.

Сольвейг через дверь позвала меня завтракать, но я крикнула, что буду позже. Она фыркнула и удалилась.

Я критически осмотрела себя в зеркале. Пожалуй, без косметики сегодня лучше обойтись — лишние улики ни к чему. Разве что немного пудры…

Блузка нежнейшего розово-бежевого оттенка, любимые янтарные украшения…

Капнув на щетку масла иланг-иланга, я принялась расчесываться. Томный бархатный аромат струился по комнате, заставляя глубже и чаще дышать. Рыжие пряди струились через зубцы, а я, мерно проводя расческой, с недоверием всматривалась в свое порозовевшее отражение. Неужели я действительно собираюсь это сделать? Даже мысль эта казалась дикой, но сладкие чары иланг-иланга оказались сильнее. Они туманили голову, ласковым дуновением уносили прочь сомнения, обещали забвение…

Прелесть аромагии в том, что она позволяет влиять на чувства и разум. Не идти на поводу у тревог, страхов или бессонницы, а расправляться с ними легко и непринужденно.

Незаметная, но оттого не менее могущественная магия.

Поэтому нас, аромагов, и боятся. Власть над чувствами страшит. Разве сложно мне, скажем, заставить кого-то выболтать сокровенные тайны или расплакаться прямо посреди торжественной речи, вынудить потерять голову от любви или серьезно заболеть? Другой вопрос, что я не стану влиять на кого-нибудь без его просьбы или крайней нужды.

Впрочем, меня уже заждались…

Я спустилась вниз, когда мои мужчины уже пили чай, и одарила всех сияющей улыбкой.

— Здравствуй, дорогой. Здравствуйте, господин Бранд, Петтер.

Мне ответили вразнобой.

— Приперлась наконец! — мой мрачный благоверный.

— Здравствуйте, госпожа Мирра, — бледный и отчего-то помятый Петтер.

— Соизволила! — язвительный свекор, отвлекшись от газеты.

— И вам приятного аппетита, — я уселась, расправила на коленях салфетку. — Мне только чая и булочку с маслом, благодарю вас, Сольвейг.

Некоторое время я добросовестно заталкивала в себя сдобу, запивая крепким чаем. Мне стоило немалых усилий казаться безмятежной, когда внутри кипела злость пополам с предвкушением.

Мужчины тем временем закончили с завтраком и стали подниматься.

— Дорогой! — окликнула я. За долгие годы супружеской жизни притворство въелось в кровь и плоть, однако сегодня изображать любящую жену было особенно противно. — Надеюсь, ты позволишь мне сегодня не ехать на прогулку?

— С чего бы это? — тут же влез мой драгоценный свекор.

— Петтер вчера травмировал ногу, — объяснила я с недовольной гримасой. — К тому же сегодня плохая погода… Не думаю, что госпожа Ингрид желала мне простудиться.

Петтер бросил взгляд на окно, за которым действительно накрапывал дождь, но промолчал.

Муж, и так с похмелья пребывавший в отвратительном настроении, от попытки ему перечить, разумеется, взвился на дыбы.

— Ты поедешь! — рявкнул он, наливаясь краснотой. — Петтер не барышня, потерпит!

— Как скажешь, дорогой, — сдалась я, пряча торжествующую улыбку.

Ингольва эта маленькая победа (точнее, видимость таковой) успокоила, и он отбыл на службу. Свекор отправился с ежедневным обходом — заводить часы — а мы с Петтером остались наедине.

— Госпожа Мирра, может, не поедем к морю? — предложил юноша тихо. Пахло от него маслом элеми — свежей зеленью укропа, водорослями и солью. Хм, а он ведь на грани нервного срыва! — Хотите, я отвезу вас в булочную? Или еще куда-нибудь. А полковнику скажем, что были на берегу.

— Не выдумывайте, Петтер, — возразила я так же негромко. — Сегодня я непременно хочу к морю. Пожалуйста, отвезите меня в ту самую бухту, где мы были вчера.

Он взглянул непонимающе, потом до белизны сжал губы. Резкий горьковатый запах горчицы ужалил мой нюх. Ревность.

— Как прикажете, — ответил глухо и направился к выходу.

Надо думать, Петтер вообразил, что я надеюсь встретить Исмира.

Передо мной как воочию возникло хищное лицо дракона, всплыли из памяти насмешливое: — «Мне неинтересна добыча, которая сама идет в руки!» и вчерашние откровения.

Нет. Встретить его я не надеялась…

Петтер вел автомобиль молча, только иногда чуть морщась от боли.

Я не стала интересоваться его драгоценным здоровьем. Петтер явно был не в духе, так что я предпочла любоваться окрестностями. Правда, любоваться полагалось разве что дождем и размытыми глинистыми склонами, и занятие это мне быстро наскучило.

Признаюсь, хмурый вид юноши пробил в моих планах солидную брешь. Кажется, он вообще не собирался со мной заговаривать!

— Приехали, госпожа Мирра, — нарушил молчание Петтер, затормозив подальше от обрыва. — Хотите прогуляться?

Я понимала его скептицизм. Размокшая глинистая почва была скользкой даже на вид, а на обрыве легко могла уехать из-под ног.

— Да, — задыхающимся голосом произнесла я, прижав руку к шее. — Душно. Помогите мне, пожалуйста.

— Вам плохо? — встревожился Петтер.

От него будто плеснуло зеленым чаем и липой — заботой и нежностью.

Петтер распахнул дверцу с моей стороны и почти выволок меня на свежий воздух.

Я обмякла в его руках тряпичной куклой. Отпусти — и упадет прямо в грязь.