Книга Сулла - Евгений Смыков

«Сулла владычный дары посвящает тебе, Афродита. Видел тебя он такою во сне, — ты в доспехах Ареса Шла по рядам войсковым, бранной отвагой дыша!»

Речь шла, конечно, не о Венере как богине любви, матери всего сущего, Прародительнице (Venus Genetrix), а о Венере Победоносной (Venus Victrix). И вообще Сулла провозгласил себя Эпафродитом, то есть любимцем АфродитыВенеры (Плутарх. Сулла. 34.4; Аппиан. ГВ. I. 97. 452). Ее культ оказался популярен — впоследствии его «переняли» Помпеи и Цезарь. Так что сделать покровительницу Римской державы, мать легендарного Энея, своей личной патронессой было удачным шагом.[1368] Но преувеличивать значение Венеры в глазах Суллы не стоит — достаточно сказать, что изображение богини на монетах во время его диктатуры почти не чеканилось. Сулла постоянно демонстрировал связь с самыми разными богами: носил при себе золотую фигурку Аполлона; во сне ему являлась МаБеллона; на херонейском трофее начертано имя не только Афродиты, но и Ареса с Никой; в Сикионе Сулла сделал посвящения АресуМарсу, а после битвы при Тифатской горе облагодетельствовал храм Дианы.[1369]

И теперь владыка Рима решил не отступать от этого правила. Диктатор решил восстановить сгоревший в июле 83 года храм Юпитера Капитолийского, а также святилище Юпитера Анксура в Террацине, да и вообще внедрял в умы сограждан представление о себе как о наместнике богов. По его распоряжению восстановили храм Геркулеса Охранителя — стража города, появились или были возведены заново святилища Геркулеса в Тибуре и близ Сульмона. На Эсквилине появилась статуя Геркулеса Сулланского (Hercules Sullanus). На реверсах монет чеканилось изображение этого бога, которому Сулла посвятил десятую долю своих богатств. На монетах и рельефах диктатора не раз появлялась Виктория. В Пренесте было восстановлено святилище Фортуны, в котором одни ученые видят памятник победы, а другие — символ мира и согласия, что, впрочем, не очень вероятно. Что же касается Сатурна, олицетворявшего изобилие и процветание, то его место на монетах занял сам Сулла (Цицерон. За Росция. 131; Плиний Старший. XXXVI. 45; Валерий Максим. IX. 3. 8; Тацит. История. III. 72; Плутарх. Сулла. 35.1 и др.).[1370]

Диктатор не ограничивался одними культовыми постройками — отреставрировали форум,[1371] Гостилиеву курию; повидимому, произошла и реконструкция Капитолия. В Риме заново вымостили улицы.[1372] Впервые со времен легендарного Сервия Туллия расширились пределы померия, уже не вмещавшие сильно выросшее население (Тацит. XII. 23; Авл Теллий. XIII. 14. 4). Это ставило Суллу в особое положение — он становился в один ряд с одним из самых почитаемых героев древности, так сказать, отцовоснователей.[1373] Правда, в источниках говорится, что старинный обычай предоставлял право раздвинуть городскую черту только тем, кто расширил границы Римской державы. Сулла ничем подобным похвалиться не мог.[1374] Правда, он расширил владения Рима в Италии за счет Цизальпинской Галлии,[1375] но это был чисто административный акт, тогда как обычай явно подразумевал именно завоевания. Но кто посмел бы напомнить об этом? В умы римлян внедрялось иное: благодаря Сулле Рим переживал обновление, и сам он вполне мог считаться не то что Сервием Туллием, а новым Ромулом.[1376]

Чтобы окончательно дать почувствовать согражданам, особенно простым, что наступил золотой век, диктатор решил пожертвовать десятую часть своего имущества Геркулесу и на эти средства устроить пиры для римлян — pollucta (Плутарх. Сулла. 35.1).[1377]«Излишек заготовленных припасов был так велик, — рассказывает Плутарх, — что каждый день много еды вываливали в реку, а вино пили сорокалетнее и еще более старое» (Сулла. 35.1). Вероятно, Сулла с умыслом демонстрировал эти излишки — иначе его богатство и щедрость не произвели бы впечатления.

Тогда же, в октябре 81 года, племянник диктатора Ноний Суфен устроил в честь побед дяди над италийскими повстанцами и Митридатом Евпатором игры, ludi Victoriae sullanae.[1378] Для этого из Греции пригласили столько атлетов, что Олимпийские игры в самой Элладе прошли по усеченной программе изза нехватки участников — ограничились лишь забегом на один стадий.[1379] Увидели римляне и состязания квадриг. Одним из победителей в них стал, возможно, Гай Антоний Гибрида, впоследствии коллега Цицерона по консулату.[1380] Предполагают, что какаято часть празднеств проходила в Пренесте[1381] — одном из крупнейших культовых центров Италии.[1382] Было постановлено проводить эти игры ежегодно. Решение такого рода явилось первым в римской истории; в 36 году аналогичным образом поступит Октавиан в отношении игр в честь победы над Секстом Помпеем (Беллей Патеркул. П. 27. 6; Аппиан. ТВ. I. 99. 463–464; Асконий. 88С).[1383]

Аппиан пишет, что игры были даны для того, чтобы дать римлянам отдохнуть от выпавших на их долю тягот (ГВ. I. 99. 464). Его сограждане, видимо, и впрямь отдохнули душой впервые за несколько лет, но самого диктатора постигло несчастье. Незадолго до того умер его сын от Метеллы (но не Фавст), а затем смертельно заболела и она сама. Жрецы запретили ему как авгуру подходить к умирающей и осквернять свой дом похоронами. Суеверный Сулла немедленно оформил развод и под этим предлогом велел перенести Метеллу в другой дом. Что чувствовала при этом несчастная женщина, и без того надломленная болезнью? Конечно, требования религии суровы, но ведь римляне не раз находили способ обойти их. Сулла их не нашел. Он любил супругу, но решил не шутить с богами, благоволением которых так дорожил.