Книга Джон Леннон - Альберт Голдман

Настоящий кризис разразился на следующий день. Джесси Эд Дэвис хорошо запомнил все, что тогда произошло.

"Я жил тогда на пляже с Патти и ее маленьким сыном Билли. Они были одного возраста с Джулианом. Джон и Мэй должны были заехать к Синтии за Джулианом и привезти его нам, чтобы мальчишки могли поиграть у океана. Джон и Мэй заявились с двухчасовым опозданием и без Джулиана. Они поцапались с Синтией, которая не хотела отпускать мальчика, и Джон был в дурном настроении. Ему требовалось чего-нибудь принять – все равно чего! У меня были какие-то колеса типа «бенниз». Он проглотил целую пригоршню и сразу завелся. Потом отправился в магазин и купил большую бутылку водки. Мы вернулись домой и прилично надрались.

Джим Келтнер позвонил и пригласил присоединиться к нему в ресторане. Мы сели в машину Мэй и поехали. Когда добрались до места, уже едва держались на ногах. А все остальные были в порядке и заказали поесть. Мы с Джоном могли лишь смотреть на пищу, а сами продолжали напиваться. Затем мы спустились в туалет.

Там висел аппарат, который выдавал бумажные полотенца. Джон вытащил полотенце, увидел на его конце маленькую этикетку и приклеил ее себе на лоб. Когда мы вернулись наверх, все закричали: «Боже, Джон! Сейчас же сними эту гадость!»

«Нет, теперь она моя, – ответил Джон. – Она моя, и я ее не сниму!»

Энни Пиблз выступала в тот вечер в «Трубадуре». У нее в репертуаре была одна шикарная вещь, которая очень нравилась Джону, «I Can't Stand the Rain»203. Мы решили отправиться в «Трубадур», куда и ввалился Джон с этикеткой Котекса на лбу. Когда официантка увидела, что мы уже на рогах, она отказалась нас обслуживать. «Как это ты не будешь нас обслуживать? – возмутился Джон. – Ты хоть знаешь, кто я такой?» «Обыкновенный придурок с Котексом на лбу», – ответила официантка, с отвращением посмотрев на него. Так что пришлось попросить других посетителей заказать нам выпивку. Думаю, мы не смогли бы держаться на ногах, если бы я не притащил с собой немного «коки».

Когда на сцену вышла завлекательная Энни Пиблз, Джон принялся скандировать: «Энни! Энни!» Он подумал, что она его узнаёт, но прожектора так слепили ее, что она приняла Джона за обычного пьянчугу. Не дождавшись ответа, Джон продолжил: «Энни! Я хочу лизнуть твою киску!» Следующее, что я запомнил, были две огромные ручищи, которые схватили меня сзади за плечи. Затем меня подняли вверх, вынесли за дверь – и я очутился на мостовой рядом с Джоном. Видимо, еще один здоровый парень одновременно вышвырнул и его. Патти и Мэй остались и оплатили счет. Перепуганные, они вышли на улицу и рассказали, что, когда нас выносили из зала, все посетители встали и зааплодировали. И тогда Джон сказал: «Может, нам стоит отправиться домой и выпить там на посошок?»

По дороге Мэй предложила: «Я думаю, будет лучше, если мы довезем Патти и Джесси до их машины».

«Нет, – пробормотал Джон, – я хочу, чтобы они поехали с нами выпить!» Мэй настаивала на своем, и тогда Джон схватил ее за горло и стал душить. А потом попытался выйти из машины. Джим Каталдо, сидевший за рулем, схватил Джона и втащил обратно. Тогда Джон снова принялся за Мэй. Но Джим оторвал его руку от ее шеи. В квартиру Гарольда Сайдера мы вошли через кухню. Здесь с потолка свисал светильник. «Мне не нравится, что он тут маячит!» – заявил Джон, схватил сковородку на длинной ручке и шарахнул по плафону. Осколки разлетелись во все стороны.

Мэй начала кричать: «Нет! О, нет! Не делай этого!» А нам было смешно. Нам это показалось очень забавным, и мы решили поиграть в квартире у Гарольда Сайдера в Кейта Муна. (В мире шоу-бизнеса Мун был знаменит тем, что разносил в пух и прах жилища, в которых ему доводилось останавливаться.) Так что мы не оставили там камня на камне.

Мы даже поднялись в спальню, и здесь Джон решил, что матрас – это Роман Полански. Он вспорол его сверху донизу и принялся вытряхивать набивку. Потом мы разбили все, что можно было разбить, и опять спустились вниз. А здесь уже нечего было бить, кроме большой мраморной пепельницы. Мы попытались расколошматить и ее, но ничего не вышло. Все это время мы продолжали пить и занюхивать кокаином. Когда в квартире не осталось ничего, что еще можно было сокрушить, мы решили побороться, а поскольку мы были пьяны, наша борьба быстро превратилась в нешуточную драку. Джон был невероятно силен! Он сделал мне какой-то хитрый захват сзади, так что я не мог пошевелиться. А затем стал целовать меня в губы! Я старался вырваться, но у меня ничего не получалось. А он засунул мне в рот язык. И я его укусил. Это его так взбесило, что он схватил ту самую мраморную пепельницу, которую мы не смогли разбить, и шарахнул мне по голове. Я отрубился.

О том, что было дальше, мне потом рассказали. «Ты убил его! – закричала Патти. – Боже мой! Он мертв!» А соседям недоставало только это еще услышать после всего того, что мы там устроили. И какая-то телка завопила: «Он мертв!» И они вызвали полицию.

«Вовсе он не мертв, – сказал Джон. – Надо просто побрызгать на него водой».

Затем он пошел на кухню, чтобы найти, во что налить воду, но все было разбито.

В холодильнике Джон обнаружил большой пакет с апельсиновым соком. Он вернулся в комнату и вылил все это дело мне на лицо. Я сразу пришел в себя. Сок залил мне и глаза, и нос, и рот, так что я приподнялся, пытаясь откашляться. «Нам надо перевязать ему голову», – продолжил Джон, потом достал из сумочки Мэй фотоаппарат «Никон», вытащил из него пленку и намотал ее мне на голову так, что желтая коробочка повисла у меня на одном ухе. И в этот момент ворвались чертовы копы!

Они держали свои пушки наготове и явно намеревались схватить очередного Чарльза Мэнсона. Мы мгновенно протрезвели. Я все еще продолжал лежать на полу, залитый соком и обмотанный фотопленкой. Один из копов оказался индейцем. Он приблизился ко мне и спросил: «А ты, случайно, не Джесси Эд Дэвис?» Ему было плевать, что я выглядел смешно. Он был горд тем, что застал соплеменника в обществе таких знаменитых людей. Настоящий фан!"

Мэй Пэн вспоминает, что, когда появились люди шерифа, Джон умчался наверх и спрятался в спальне. Один из полицейских спросил, кто там наверху, и Мэй поднялась к Джону. «Тебе лучше спуститься самому, – потребовала она. – Если они поднимутся и сцапают тебя, будет хуже».

Один из копов все-таки последовал за Мэй с револьвером в руке, но, увидев Джона Леннона, он просто остолбенел. Когда Джон спустился, полицейские направили на него свои фонари и револьверы и тоже замерли на месте. Наконец слово взял самый молодой и самый наивный из копов. «А как вы думаете, – робко спросил он, – соберутся ли „Битлз“ когда-нибудь снова вместе?» «Кто знает, – нервно ответил Джон. – Кто знает». Выяснив, что все живы, полицейские ушли, а следом откланялись и Джесси Эд с друзьями. Мэй прощалась с ними, стоя на пороге, когда услышала голос Джона, снова поднявшегося в спальню: «Это все из-за Романа Полански!» Кинувшись обратно в дом, она застала Джона за выламыванием одной из ножек кровати. Затем он схватил телевизор и швырнул его о стену, потом ему под руку попалась настольная лампа, которой он запустил в зеркало. Выдернув из комода один из ящиков и вывалив все содержимое на пол, он принялся рвать и топтать одежду, точно взбесившийся зверь. А когда Мэй попыталась его успокоить, он вцепился в янтарное ожерелье, доставшееся девушке в память от матери, и, дернув за него, рассыпал бусины по полу.