Книга Дети земли и неба - Гай Гэвриэл Кей

Улыбка Джемаля начинала его тревожить, уж слишком легко она появлялась на лице принца. Принц продолжал:

— Необходимо, в данный момент, иметь наготове историю, почему художник-джадит бродит по ночам, на тот случай, если вас действительно увидят. То, что происходит после наступления темноты, часто связано с любовным томлением, ваш опыт подтверждает это?

Перо увидел, как один из стражников улыбнулся.

— Будет пущен слух, что один человек хочет наградить вас за вашу службу у калифа. Позже появится другая история.

Перо снова подумал, что все это тщательно продумано.

— Значит, ваш брат якобы предложит мне женщину? — его опять охватил гнев. Снова. «Будь осторожен», — сказал он себе. Снова.

— Пока ничего столь определенного. Но вы, конечно, согласитесь, что будет лучше, сумей вы дать правдивый ответ, если мой отец спросит, как вы проводите ночи?

Перо закрыл глаза. Он пытался представить себе этот разговор.

Джемаль продолжал:

— Это будет ваша награда и одновременно правда, которую вы сможете сказать калифу — в таком месте, где никому другому даже не разрешено разговаривать.

— А если он спросит, кто дает мне эту награду?

— Не спросит. Но если это произойдет, конечно, вы скажете правду. Разумеется, скажете. И тогда, синьор Виллани, вам ничего не будет грозить во время долгого пути домой.

«Едва ли», — подумал Перо. Но на его лице ничего не отразилось.

— Итак, сюда придет женщина для меня?

— Сюда? — принц окинул взглядом ярко освещенную, подземную комнату-хранилище. — Нет-нет. Никто сюда не придет, и — вряд ли мне нужно вам говорить — мой брат не предлагал вам ни одной из своих женщин.

— Да, — подтвердил Перо. — Он этого не делал.

— Я это сделал, — улыбнулся Джемаль.

Он повернулся к стражникам:

— Отведите его обратно к туннелю. Проявляйте учтивость. Те, кто ждет на другом конце, отведут его назад. Передайте им, чтобы они были готовы помочь. Вероятно, он будет утомлен, после. Кто из джадитов встречался с женщинами из дворца в Ашариасе?

Стражники рассмеялись с понимающим видом.

Темная комната. Он в ней ослеп. Никаких окон, хотя они уже не под землей. Он опять прошел по туннелю, и снова почувствовал эту странную, острую печаль (он будет ощущать ее каждый раз, проходя по этому месту). Однако не увидел того маленького, движущегося огонька (он будет его видеть иногда, в другие разы).

Один человек прошел по туннелю вместе с ним, как ему было приказано, а остальные ждали его, когда он постучал, как и обещали. Отвели не к нему в комнату. Они повели его по широкой лестнице в тот первый дворец, принадлежащий, как он теперь понял, Джемалю, как тот, где он писал портрет под землей, принадлежал Бейету.

К тому моменту он понял, что людям младшего принца, с этой стороны, не положено знать, что происходит ночью. Или, скорее, только те, кого подкупили, могли знать об этом.

Здесь было темно, но темнота не мешает чувствовать запах — и очень сильный — благовоний, и Перо понял, что в этой комнате его ждет женщина.

И не одна, осознал он.

Желание коснулось его помимо его воли, как прикосновение прохладных пальцев. В комнате стояла кровать, к ней его подвел шепот, которого он не понимал, потому что они говорили на языке османов. Однако когда слышишь определенные звуки в темноте, у самого уха, и к тебе прикасаются пальцы и губы, и те же пальцы начинают снимать с тебя одежду, этот язык понятен всем и каждому, мужчинам и женщинам.

Посреди всего этого он снова ощутил гнев. Даже сейчас. Он ничего не мог с ним поделать. Он приехал из Серсессы, Царицы Моря, знаменитой (печально знаменитой!) своими борделями и своими аристократками, под масками или без них, в элегантных комнатах над каналами. Она прославилась по всему миру искусством женщин (и мужчин), которых можно найти после наступления темноты, и Перо бывал в борделях, пусть и не дорогих. Кроме того, в кварталах художников этой республики обитали женщины, которые проявляли к нему щедрость и спали с ним по любви, ведомые собственным страстным желанием.

Короче говоря, он не был новичком в любовных играх. Он чувствовал себя так, будто над ним насмехаются здесь, в этой слишком тесной, ароматной темноте. С чего это они вообразили, будто этот неискушенный художник-джадит будет беспомощным, потрясенным таинственным мастерством женщин востока, пахнущих экзотическими благовониями, предлагающих ему наслаждения, неведомые на примитивном западе?

Он подумал, что это почти оскорбление. Грубая шутка, рожденная ленивой фантазией. Весьма возможно, мужчины здесь, в Ашариасе, приписывали владение теми же секретами и тайнами женщинам из Серессы, или при дворе Феррьереса. И, уж конечно, томные женщины под жарким солнцем Эспераньи, в затененных комнатах после полудня, знали такие вещи, против которых не смог бы устоять ни один мужчина.

За кого они его принимают? За малого ребенка? За человека, способного на глупые поступки?

И все же… кто умеет контролировать такое возбуждение? Как он может отрицать, что стал твердым, возбудился еще до того, как чей-то невидимый рот сомкнулся вокруг кончика его члена и заскользил вниз, а пальцы других нащупали его соски, а потом одна женщина своими губами нашла его губы, а потом к ним прижалась ее грудь. Три женщины. И темнота.

И это не такие женщины, которых можно купить на ночь на улицах Ашариаса. Он во дворце сына калифа. Эти женщины, должно быть, принадлежат Джемалю. Он слышал, что их тридцать. Он слышал, что их в два раза больше. Каких только глупостей и дикостей не болтают люди!

Но, конечно, истинной причиной темноты в этой комнате (и это так же верно, как то, что Ашар явился среди звезд пустыни) было то, что ни один неверный не мог бы вот так переспать с женщинами принца османов и остаться живым.

В любом случае, он не выживет, подумал Перо Виллани, в тот момент, когда одна из женщина настойчивой рукой направила его в себя и издала звук, который он уже слышал прежде. Он почувствовал, как она начала приподниматься и опускаться над ним, и шепот других женщин, и, да, несмотря на гнев — возможно, подогреваемое гневом, — разгорелось его собственное желание, его страсть. Он чувствовал одновременно стыд и жажду, и верил, что ему скоро предстоит умереть. И это тоже вызывало слепую (воистину слепую) жажду любовных объятий.

Они по очереди принадлежали ему, самыми разными способами, пока он не покинул ту комнату. Пока они не разрешили ему выйти, спотыкаясь в коридор, мигая от света ламп в руках стражников, которые, наконец, отвели его в его комнату. И то же самое повторилось на следующую ночь, и на следующую, каждый раз, когда его вели обратно после работы над портретом во дворец на другом конце туннеля.

Принц Джемаль сказал, что это должно стать объяснением — пока что, — если джадита заметят ночью на территории дворцового комплекса. Потом настанет момент, когда шокирующий портрет случайно обнаружат, и история изменится, и люди погибнут.