Книга Приданое Эсмеральды - Нора Робертс

– Слушаюсь, сэр.

Винни поднял Зюскинда на ноги, поставил его лицом к стене и обыскал. Сняв кобуру, которая у Зюскинда была прикреплена сзади, он передал ее другому полицейскому.

– Вы арестованы по обвинению во взломе, незаконном проникновении в частное владение и порче частной собственности, – начал он, надевая наручники на Зюскинда. – Дополнительные обвинения включают в себя также два случая нападения. Боюсь, что у нас есть основания добавить к перечисленному сокрытие оружия, которое может представлять опасность, и намерение причинить вред окружающим.

– Зачитайте ему его права, – приказал Корбетт, – и выведите его из дома.

– Ты выиграл! – Перед тем как вывести Зюскинда, Винни, проходя мимо Эли, поднял вверх оба больших пальца.

Корбетт спрятал пистолет в кобуру.

– С вашей стороны это был очень неразумный поступок. Он мог вас застрелить.

– Возможно. – Эли снова взглянул на свою окровавленную руку. – Но за ним оставался долг.

– Наверное. Вы ведь устроили ему ловушку. И вы очень ловко его в нее поймали.

– Вы полагаете?

– Мне позвонила Шеррилин Берк и сообщила, что только что Зюскинд проник в Блафф-Хаус, и что он может быть вооружен, и она беспокоится за вашу безопасность.

– Это вполне разумный и обоснованный звонок, особенно исходя из того, что в дом Зюскинд проник незаконно и был вооружен.

– И вы оба каким-то образом одновременно оказались в одном и том месте?

– Мы… обследовали тайные коридоры в доме, – с лукавой улыбкой ответви Эйбра, которая подошла к Эли и взяла его под руку. – Вы же знаете легенду о маленьком пирате и его девушке. Неожиданно мы услышали какой-то шум. Я не хотела, чтобы Эли выходил, но он настоял на своем. Я собиралась подняться наверх и вызвать полицию, но тут услышала, что вы уже едете.

– Очень ловко. А где ваша собака?

– Спит у одной нашей знакомой, – спокойно ответил Эли.

– Все очень изобретательно подстроено. – Корбетт покачал головой и повернулся к Эли: – Почему вы не положились на меня?

– Я полагался и полагаюсь на вас. И поэтому прежде, чем вы начнете допрашивать Зюскинда, я хотел бы рассказать вам одну историю. Она частично имеет отношение к последним событиям моей жизни. Я знаю, кто убил Линдси, или, точнее, я чертовски близок к разгадке.

– Я вас внимательно слушаю.

– Хорошо. Я вам все расскажу, но я хотел бы наблюдать за допросом. Хочу на нем присутствовать.

– Если у вас имеется какая-то информация или свидетельства, касающиеся убийства, вы не имеете права торговаться с представителями власти.

– Я хотел бы просто рассказать одну историю и изложить свою версию. Думаю, что вам понравится и то, и другое. Полагаю, что они заинтересуют даже инспектора Вульфа. Но мне нужно понаблюдать за допросом, детектив. Если вы называете это торговлей, то такая торговля выгодна нам обоим.

– Вы можете поехать со мной, мы все обсудим по дороге.

– Мы доедем сами.

Корбетт шумно выдохнул.

– В таком случае сделайте милость, довезите и вашу Шеррилин Берк.

– Без проблем.

– Все подстроено, – тихо процедил сквозь зубы Корбетт и проследовал по проходу к лестнице.

– Ты ведь не сидела в укрытии, – сказал Эли, повернувшись к Эйбре.

– Если ты полагал, что я останусь в укрытии, значит, при всей твоей любви ко мне ты меня абсолютно не знаешь.

Он притянул ее к себе и обнял.

– В общем, все прошло примерно так, как я и предполагал.

– Дай-ка я на твою руку посмотрю.

Эйбра подняла его руку и нежно поцеловала окровавленные костяшки пальцев.

– Наверное, сильно болит.

– Да, побаливает. – Эли тихо засмеялся и слегка поморщился, согнув пальцы. – Но как-то приятно побаливает.

– Я, конечно, против любого насилия, за исключением случаев самозащиты и защиты окружающих. Но тут ты был прав. Долги надо отдавать.

Она снова поцеловала его руку и добавила:

– Должна признаться, что мне очень понравилось, как ты вмазал этому подонку.

– Странно слышать нечто подобное от противницы любого насилия.

– Знаю. И стыжусь. И теперь, когда мы одни, я хочу кое-что сказать. У тебя был пистолет. Но ведь мы не договаривались, что ты возьмешь его с собой.

– Это была одна из корректив, которые я внес в наш план.

– Где он? Я выключила видеокамеры, как только появилась полиция.

Не говоря ни слова, Эли подошел к полке и взял пистолет, который он уже успел туда положить.

– Я все-таки очень хорошо знаю тебя, Эйбра, и я понимал, что ты не останешься в укрытии и что я не могу идти на риск. По крайней мере не с тобой.

– Ух ты! Большой ковбойский пистолет! – воскликнула она. – Неужели ты бы им воспользовался?

Эли задавал себе тот же вопрос, когда вынимал пистолет из запертого ящика и когда заряжал его. Теперь он смотрел на Эйбру, как будто пытаясь заглянуть в ее душу, понять, что она теперь значит для него.

– Да, воспользовался бы. Если бы он, например, набросился на тебя. Но, как я уже говорил, все, к счастью, вышло так, как мы и предполагали.

– Ты, наверное, думаешь, какой ты умный, и годишься собой.

– За исключением одного относительно короткого промежутка времени, когда я пребывал в депрессии, я всегда был очень умным.

Он снова привлек к себе и прижался губами к ее макушке.

Ты стала моей, подумал Эли. Разве это не самое убедительное доказательство моего ума?

– Мне нужно позвонить Шеррилин и договориться с ней о том, где мы встретимся. И нужно положить пистолет на место.

– Тогда я заберу видеокамеру и позвоню Морин. Сообщу им, что все успешно закончилось. Ведь мы работали в команде.

– Мне нравится твой подход.

Корбетт сидел напротив Зюскинда и внимательно всматривался в его лицо. Задержанный до сих пор не попросил, чтобы ему пригласили адвоката, что, по мнению Корбетта, было верхом глупости. Но глупость преступника, как правило, существенно облегчала его собственную работу, и поэтому он не стал возражать. Кроме него и Зюскинда в кабинете также находился и Винни. Корбетту нравился стиль работы этого полицейского, и он полагал, что тот будет здесь не лишним.

Но сосредоточил свое внимание он на Зюскинде, на его нервных тиках, на том, как тот сжимал и разжимал руки, как подергивались мышцы его челюсти, распухшей и посиневшей от удара Эли Лэндона. И на напряженной упрямой линии рта с разбитой губой.

Нервничает, несомненно, нервничает, решил Корбетт, оставаясь абсолютно уверенным в собственной правоте.