Книга Сказание о Старом Урале - Павел Северный

Тысяча семьсот тридцать девятый год пришел на Каменный пояс, как всегда, под волчье завывание буранов и вьюг...

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Ревдинский завод Демидовых, получивший свое название от имени запруженной речки Ревды, был отгорожен от Екатеринбурга лесистым хребтом. В двадцати верстах от Ревдинского зарылся в гористых лесах еще один завод – Шайтанский. Построили его на землях, откупленных у башкир за десять рублей еще Никитой Демидовым. Это он заставил кочевников башкир уйти с проданных земель к озеру Иткуль.

По завещанию Никиты Демидова-отца на Ревдинском заводе обосновался младший сын, Никита, отцов тезка. Впрочем, чаще звали Никиту-младшего кошкодавом за жестокость ко всякой живой твари.

Младший Демидов правил сам двумя заводами, не отчитываясь перед Акинфием, и насадил на этих заводах ужасающие порядки и в цехах и в быту. Болезненный, умственно неполноценный с юношеских лет, Демидов-младший будто для того только и существовал, чтобы причинять подневольному работному люду и своим крепостным мужикам лютые страдания и нести им несчастья.

В его заводских вотчинах существовала в сутки одна смена – от зари до зари, независимо от вида работы. Это у него в рабочих артелях были бесчеловечные «приставленники». Это по его приказанию крестьянам давалось минимальное число сенокосных дней, причем освобожденные от заводских работ крестьяне обязаны были в солнечные дни работать на покосах заводчика, а в дождливые – на собственных наделах.

Даже невьянские каты, видавшие разные виды пыток, бледнели перед тем, что заставлял выполнять ревдинскяй заводчик.

Строже всего наказывали за невыход на работу. Такому прогульному надевали на голову рогульку, на ноги кандалы, к шее привязывали цепь с гирей и в таком виде приказывали работать до полного изнеможения.

На заводах не освобождали от работ даже женщин о грудными детьми. Для них заводчик придумал «мягкие наказания». Виновниц сажали, например, в узкую клетку, где сбоку и сзади узницы торчали острые железные шипы, не позволявшие опереться. Несчастная жертва должна была стоять или сидеть неподвижно, и только на ночь, по великой хозяйской милости, на задние шипы клали мешки, чтобы заключенная в клетке могла заснуть прислонясь.

В вотчинах Демидова-младшего были свои законы и для заключения браков. Никто из демидовских людей не смел венчаться без письменного разрешения заводчика. В таких бумагах обычно писалось: «Крестьянин такой-то и крестьянская девица такая-то желают через бракосочетание посягнуть друг на друга, посему с разрешения владельца завода иерею такому-то предписывается таковых повенчать». Хуже всего было красивым девушкам и женщинам. Многих разлучали с мужьями для прихоти хозяина и его гостей. Многих злодейски венчали с покойниками, а потом держали в особых комнатах ревдинского дворца.

Жестокости младшего Демидова не было предела. При жизни отца, боясь его, он кое-как сдерживался, ибо за свои палаческие художества не раз бывал бит отцом до бессознательного состояния. Но когда отец умер, а самого Никиту постиг апоплексический удар, Демидов-младший стал абсолютно нетерпим, потерял всякую меру своему самодурству.

Брата Акинфия Никита боялся не меньше отца, но завещанное тем равноправие в дележе наследства позволяло младшему брату подчас задираться со старшим, хотя тот и не обращал внимания на выходки младшего.

Его бесчеловечность Акинфию была отлично известна. Не из побуждений милосердия, а только из-за нехватки рабочих рук Акинфий приставил к Ревдинскому оборотню своего доверенного Мосолова с приказом оберегать людей от бессмысленного истребления. Мосолов умел надевать узду на Демидова-ревдинского, выполняя наказ Демидова-невьянского.

Настроения ревдинского заводчика менялись ежечасно. Его могло привести в бешенство пение петуха, лай собаки, начавшийся дождь. И сразу начиналась беспричинная расправа с любым, кто первым попадался под руку.

Сознавая свою телесную немощь, Никита Никитич был болезненно подозрительным, искал забвения от мнимых обид в хмельном, напиваясь, буйствовал, избивал несчастную жену и слуг.

Облик у Никиты был демидовский, только карикатурный: высок и худ, как кощей. У него дергалась голова от нервного тика, а после апоплексического удара стали сильно пучиться глаза. Кожа на лице была темная, с сильной желтизной на лбу и скулах. Демидовская лысина ото лба к темени. Ходил неуверенными мелкими шажками, но самостоятельно передвигался только по дому. До церкви и на короткие прогулки его возили в кресле на колесах. Левая рука его плохо двигалась, но ее пальцы беспрестанно шевелились, а из глаз всегда струились слезы. Никита не любил париков и нехотя брил чахлую бороду, цветом похожую на мочало. Он с трудом двигал челюстью и поэтому неряшливо ел: на его дорогих французских камзолах и кафтанах всегда видны были сальные пятна.

С юношеских лет Никита пристрастился мучить кошек. Только теперь больше не ловил их на улицах, как бывало в Туле, а придумывал нечто вроде «кошачьего цирка». В подвале у него стояла просторная железная клетка. В ней содержались и разводились крысы, которых держали впроголодь; в том же подвале откармливали кошек, которых Никита и бросал в крысиную клетку, с удовольствием наблюдая единоборство кошки с голодными крысами. Крысы обычно загрызали свою жертву на глазах заводчика и жадно съедали. Любил Никита и более страшный цирк – медвежий. По его приказу диких зверей спускали на приговоренных к этому наказанию. Или же медведя затравливали собаками на глазах хозяина.

Из всех Демидовых Никита был самый набожный. В церковь ходил каждый день, повторял молитвы вслух и после бранных слов сейчас же крестился, шепча «прости мя, грешного!». Никто не видел на его лице улыбки, а по выражению судорожно искривленного рта слуги безошибочно угадывали степень хозяйского гнева, а также продолжительность приступа злобы.

Отец женил Никиту на дочке разорившегося дворянина. С первых же дней брачной жизни тихая, безропотная жена стала мученицей. Горя с ним она испытала много. Часто он просто выгонял жену из спальни и вселял туда «милую сердцу особу», то есть очередную любовницу. Но и любовницы никогда у него подолгу не выдерживали. Изгнав «особу», он на коленях просил прощения у жены. Ходил с ней в церковь, в ее присутствии каялся во всех плотских прегрешениях, а вернувшись домой, сразу же после церковного покаяния нередко набрасывался на нее с кулаками и поносил всякой бранью.

У них родились два сына – Василий и Евдоким. Первый был чахоточным, второй страдал падучей. Василий стал главой Шайтанского завода. Евдоким в поисках новых земель колесил по Приуралью и избегал родной дом.

Василий тихим и незлобивым характером походил на мать. На своем заводе он всеми способами пытался смягчать жестокости отца, не глумился над рабочим людом, за что тот прозвал завод не Шайтанским, а Васильевским.

Никита, одержимый завистью к славе Акинфия Демидова, его популярности у столичных вельмож, сознавал невозможность соперничать с братом в Петербурге, зато окружил себя в Ревде ореолом небывалого сибаритства. Свой ревдинский дом-дворец обставил пышно и великолепно, роскошнее, чем дворец брата в Невьянске. Ревдинский дом был огромен, да и по архитектурному замыслу богаче невьянского. Со всеми своими восемью колоннами главного фасада он красиво отражался в водах живописного пруда. Вокруг дворца был разбит сосновый парк с искусственными озерами и греческими статуями в аллеях. С балконов второго этажа открывался вид на завод, окруженный лесистыми горами. Главенствовали среди них внушительные Волчья и Магнитная.