Книга Книга и братство - Айрис Мердок

Роуз позвонила ему по возвращении, и он тут же приехал к ней.

— Так ты живешь в доме Дженкина?

— Да. Он все завещал мне. Наверное, я там и останусь.

— Значит, Патрисия с Гидеоном все-таки выжили тебя!

— Да. Но я и сам хотел убраться оттуда. Устал от груза собственности. Пора радикально переменить свою жизнь.

— Хочешь сказать, что станешь как Дженкин?

— Не говори ерунду.

— Да, действительно. Прости. Что-то я плохо сейчас соображаю.

Время было позднее. Роуз заявила, что уже поужинала, хотя съела только сэндвич. Джерард тоже сказал, что поел. Они пили кофе. От виски он отказался. Оба испытывали почти раздражающую неловкость перед разговором, которого Роуз так ждал, словно отвыкли друг от друга. Он злится на нее, думала Роуз, за то, что ее так долго не было. Хорошо бы только это.

Джерард был не похож сам на себя. Вьющиеся волосы, тусклые и растрепанные, торчали во все стороны, как шерсть больного или испуганного животного. Скульптурное лицо, чьи четкие плоскости обычно сочетались так гармонично, казалось дробным, угловатым, даже перекошенным. Рот скривлен, словно от боли или досады. Взгляд, обычно спокойный, тревожен и уклончив, и он постоянно мягко отворачивался от нее. Иногда он становился неподвижен и рассеян, хмуря лоб, словно прислушиваясь к чему-то. Он нездоров, думала Роуз с жалостью, он не в себе, но, видно, сейчас она могла только раздражать его.

— Ты знаешь, что Дункан оставил службу?

— Не знала.

— Ну да, уже после твоего отъезда, тебя долго не было. Он постоянно собирался уйти и вот наконец ушел. Они сейчас во Франции, подыскивают себе дом.

— А где во Франции?

— Этого не знаю.

— Я звонила им, хотела повидать Джин. Так значит, уехали. И как они?

— Очень веселые, ни черта их не волнует.

— Как Гулл и Лили? Надеюсь, у них-то все в порядке.

— Не совсем, — ответил Джерард с оттенком удовлетворения. — Ты знаешь, что Гулливер удрал в Ньюкасл? Да, конечно, знаешь. И у Лили нет никаких известий о нем.

— Полагаю, она думает, что он связался с какой-нибудь девчонкой! На мой взгляд, ей следовало бы поехать к нему. Так ты виделся с Лили?

— Нет, конечно!

— Наверное, он хочет исчезнуть до поры, пока не сможет вернуться с триумфом.

— В таком случае мы о нем больше никогда не услышим.

— Но Тамар-то ты видел?

— Думаешь, я только и делал, что встречался со всеми! Тамар я действительно видел, в буквальном смысле, то есть не говорил с ней. Боже мой, ты ее не узнаешь, она просто цветет.

— Что значит «цветет»?

— Ну, бодра, в отличной форме.

— Правда? Как замечательно!

— Не знаю, насколько замечательно, — сказал Джерард, — в этом есть что-то неестественное. Думаю, у нее неладно с психикой, или напичкана лекарствами, или еще что.

— Никогда не могла понять, что с ней… наверное, это все просто из-за Вайолет.

— Представляешь, мне кажется, она вовсе не переживает… из-за того… что случилось с Дженкином…

Роуз торопливо ответила, чтобы успокоить его:

— Уверена, что переживает. Просто она странная девочка, скрытная.

— Она виделась с тем священником, вашим пастором.

— Отцом Макалистером?

— Была крещена и прошла конфирмацию.

— Боже мой! Ну, если это пошло ей на пользу…

— Ей забили мозги утешительной ложью. Гидеон тоже заботится о ней.

— Гидеон?

— Похоже на то. Я за последнее время дважды заставал ее в моем… его… доме. Конечно, я попытался увидеться с ней, но она не пожелала.

Он, подумала Роуз, в ярости от того, что Гидеон преуспел там, где ему не удалось. Надо переменить тему.

— Как, получается у тебя работать в доме Дженкина? Пишешь что-нибудь?

— Нет. Я не собираюсь писать… ничего. Так решил.

— Джерард!

— Мне нечего сказать. Писать всякую поверхностную ерунду, лишь бы писать?

— Но ты…

— Книгу Краймонда публикует «Оксфорд юниверсити пресс». Человек, который работает там, может дать мне почитать корректуру.

Как только прозвучало имя Краймонда, показалось, что предыдущий разговор был просто прелюдией к главному. Джерард, который до этого прятал взгляд, теперь глядел прямо на Роуз, весь раскраснелся, рот приоткрыт, на лице написано удивление.

— Ты виделся с Краймондом?

— Нет, конечно.

Пока Роуз пыталась придумать, что сказать подходящее, Джерард встал:

— Мне нужно идти. Я продал машину, вот что еще случилось. Придется ловить такси. Впрочем, могу дойти и пешком. Спасибо за кофе.

— Хочешь виски, бренди?

Роуз тоже встала.

— Нет, Роуз, спасибо, извини, что был такой… такой… отвратительный.

Роуз хотела было обнять его, но он ушел, махнув рукой на прощанье и даже не поцеловав. В комнате остался след этого слова: «отвратительный», Роуз чувствовала на губах его привкус. Он болен, думала она, болен, отравлен теми мыслями, теми страшными мыслями.

Джерард, вернувшись домой и сидя в гостиной Дженкина, чувствовал себя мерзко, потому что оказался не в состоянии говорить с Роуз. Он сожалел о том, что сказал ей. Сообщая свои новости, он взял мрачный цинический тон, насмехался почти надо всеми, кого упоминал. Вел себя омерзительно, забыв о благоразумной сдержанности, с сознательной враждебностью, оскорбительной для Роуз. Он сам не свой, думал Джерард, его душа больна, на нем лежит проклятие.

У этого проклятия было имя — Краймонд. Джерард не мог думать ни о чем и ни о ком другом и не видел способа, как изменить это унизительное и мучительное положение. Он каждый день собирался пойти к Краймонду и каждый раз понимал, что это совершенно невозможно. Он боялся увидеть книгу: вдруг она окажется хороша или, наоборот, плоха. И конечно, он постоянно думал о Дженкине, но его скорбь каким-то образом перетягивал на себя Краймонд, все случившееся с Дженкином затуманивал и заражал собой Краймонд; и как это ужасно, как деградировал, как ничтожен стал Джерард, что позволил этому произойти. Сейчас Джерард даже не был уверен, насколько возможно, чтобы Краймонд мог убить Дженкина. Такого не могло быть. И все же… Почему Дженкин оказался там? Он сказал, что не ходил к Краймонду домой. Должно быть, Краймонд пригласил или заманил его. Возможно, это и был несчастный случай, но не помог ли как-нибудь Краймонд ему произойти, пусть и невольно? Имеет ли смысл такая версия? А еще ходила сплетня, которую передал Джерарду один злорадствующий знакомый, оговорившись, что, конечно, сам он этому не верит, но Дженкин и Краймонд якобы были любовниками, и это было убийство из ревности. Это просто не могло быть правдой. Дженкин никогда не был близок с Краймондом и никогда не утаил бы подобной важной вещи от Джерарда. Он не верил никаким таким вещам. И все же, не могли ли Дженкин и Краймонд, пусть когда-то давным-давно, быть близкими друзьями или любовниками, и не чувствовал ли Дженкин, что обязан хранить это в тайне? Возможно, было что-то… а подобные вещи не забываются. Не повлияло ли каким-то образом «предложение» Джерарда Дженкину — не тем, конечно, что Дженкин рассказал Краймонду, но в силу какой-то заметной перемены в поведении Дженкина и его планах, о которых он сообщил Краймонду, сказав, что «кое-что произошло», даже если Дженкин лишь подумывал, чтобы расстаться с холостяцкой жизнью? И не стал ли неожиданно Дженкин каким-то непостижимым образом по-новому привлекателен? Если так, то тогда в определенном смысле на Джерарде лежит ответственность за смерть Дженкина. Но эта мысль, как она ни ужасна, была все же довольно смутной и мучила его гораздо меньше, нежели весьма живые картины гипотетической связи, пусть и давнишней, Дженкина и Краймонда. А кроме того, ему постоянно мерещился голос Дженкина, со смехом говорящий: «Приди, любимая моя!»