Книга Книга судьбы - Брэд Мельцер

— Не говори так, Господи, — всхлипывая, умоляет он и зажимает ладонями уши. — Пожалуйста… не… не отворачивайся от меня! Помоги мне выполнить волю Книги! Пожалуйста!

— Продолжай прятаться, Уэс! — еще громче кричит Римлянин.

С трудом поднявшись на ноги, я всматриваюсь в переплетение ветвей, пытаясь разглядеть что-либо на выложенной каменными плитами дорожке, по обеим сторонам которой растут деревья. В самом ее конце в тусклом свете фонарей видны две неясные фигуры. Впрочем, я различаю, как Римлянин коленом бьет Лизбет в лицо и как она падает. В нескольких шагах позади, повернувшись к ним спиной, стоит первая леди. При виде ее я должен, по идее, испытывать ярость, кипеть от гнева. Но, глядя на ее склоненную голову, я испытываю лишь мертвящий холод внутри. Мне надо спасти Лиз…

— Я знаю, ты где-то здесь! — продолжает издеваться Римлянин.

И вот тут я впервые чувствую, как меня охватывает бешенство.

— Ей больно, Уэс! — кричит Римлянин. — Можешь спросить у нее сам!

Я хочу бежать к ним, но кто-то останавливает меня, потянув сзади за рубашку. И еще я слышу знакомый щелчок.

Позади меня с земли поднимается Нико — сначала он встает на одно колено, потом на другое, и его длинная, нескладная фигура выпрямляется, словно собранная из деталей детского конструктора. Черные волосы намокли и облепили его лицо, но револьвер по-прежнему смотрит мне в грудь.

— Нико, отпусти меня.

— Ты — мой крестоносец, Уэсли, — говорит он, вытирая слезы с глаз. — Господь избрал тебя. И послал мне на помощь.

— У нее идет кровь, и очень сильно, Уэс! — надрывается Римлянин.

Лизбет что-то кричит, но все мое внимание приковано к Нико, и я ничего не слышу.

— Нико, послушай меня. Я знаю, ты слышал, о чем они говорили…

— Крестоносец берет на себя всю тяжесть ноши! — Улыбнувшись, он приставляет ствол револьвера к собственному виску. — Ты подхватишь мое тело, когда я упаду?

— Нико, не делай….

— Ты подхватишь меня, когда я упаду? Когда я лишусь милости и покровительства… крестоносец станет свидетелем…

Он опускает револьвер, затем поднимает его снова и прижимает к виску. Я слышу, как стонет Лизбет.

— Господь послал тебя, чтобы ты спас и ее, не так ли? — Он как зачарованный смотрит на меня, по-прежнему держа револьвер у виска. — Спаси же и меня, мой ангел.

Позади нас взревывает гудок локомотива. Он так близко, что сирена почти оглушает. Нико крепко сжимает губы, чтобы показать, что не дрогнет. Но я вижу, как набухают желваки у него на скулах. Для меня рев сирены — всего лишь источник непривычного шума. Но Нико потрясен до глубины души, он растерян, ему страшно, и он не знает, что делать дальше. Глаза у него расширяются, и он направляет револьвер на меня, чтобы не дать мне убежать.

Но мне плевать.

— Я невиновен, — говорю я и делаю шаг к нему. Он знает, что это предостережение.

— Невиновных не бывает, папа.

Папа?

— Да смилуется Господь над моим сыном, — продолжает он, и ствол револьвера смотрит мне в грудь, потом поднимается к голове и снова опускается к груди. Нико плачет. Ему больно.

— Ты ведь понимаешь меня, папа? — рыдает он. — Я должен был так поступить. Они сказали мне… Мама сказала, чтобы я следовал предначертаниям Книги! Пожалуйста, скажи мне, что понимаешь меня!

— Д-да, — бормочу я, положив руку ему на плечо. — Конечно, я понимаю. Сынок.

Нико громко смеется, хотя слезы по-прежнему ручьем текут у него по щекам.

— Спасибо тебе, — говорит он, едва сдерживаясь и сжимая в ладони четки. — Я знал… Я знал, что ты станешь моим ангелом.

Развернувшись, я смотрю в просвет между кустами. Римлянин целится из пистолета в лежащую на земле Лизбет.

— Нико, за мной! — говорю я и отступаю от него. Все, что мне нужно, это…

Б-ба-бах!

Я отпрыгиваю назад. Это грохочет пистолет Римлянина. Там, в самом конце тропинки, в кромешной темноте на мгновение вспыхивает сверхновая и тут же гаснет.

Я бегу изо всех сил. Бегу так быстро, как только могу.

И слышу, как страшно кричит от боли Лизбет.

Глава сто восьмая

— А ведь ты мне не веришь, правда? — спросил Бойл у Рого, когда белый фургон вылетел с парковочной площадки и свернул на Гриффин-роуд.

— Какое это имеет значение — верю я вам или нет? — ответил Рого, вцепившись в подлокотник между ковшеобразными сиденьями и глядя прямо перед собой в лобовое стекло. — Просто мне больше ничего не хочется слышать, так что можете не утруждать себя объяснениями.

Фургон проскочил перекресток с 25-й авеню, и Рого посмотрел в боковое зеркальце, чтобы проверить, не преследует ли их кто-нибудь. Но пока все было чисто.

— Ты все равно должен выслушать меня, Рого. Если со мной что-нибудь случится… Кто-то должен узнать о том, что они натворили.

— А вы, конечно, не могли написать письмо редактору, как делают в таких случаях все остальные? — Когда Бойл не ответил, Рого покачал головой и снова бросил взгляд в боковое зеркальце. Белое здание превратилось в едва видимую точку на горизонте. — Получается, все это время вас прикрывала программа защиты свидетелей?

— Я уже говорил, это версия 2.0. Программа обеспечения безопасности свидетелей. Впрочем, никто и никогда не признается в ее существовании. Но я однажды рассказал Мэннингу о том, что происходит… Обычно президенту требуется один-единственный телефонный звонок, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. В этот раз, чтобы засунуть меня внутрь, Мэннингу пришлось звонить целых три раза.

— И часто они это проделывают? Я имею в виду, часто они заставляют членов семьи поверить в то, что их близкие умерли?

— А как, по-твоему, правительству сдается доводить до конца уголовные дела против маньяков-самоубийц, обвиняемых в терроризме? Ты думаешь, кто-нибудь из свидетелей решился бы дать показания, если бы наше министерство юстиции не гарантировало им абсолютную безопасность? Мы живем по законам джунглей, Рого. Если бы Троица, или Четверка, или как там они себя называют… если бы они знали, что я жив и скрываюсь, они бы перерезали горло моей жене и детям, а потом отправились в ближайший бар выпить пива.

— Но так лгать людям…

— Не я выбрал себе такую жизнь. Троица сделала выбор вместо меня. И как только это произошло, как только я получил отставку, а мое место заняла первая леди, у меня не было другого выхода, если я хотел сохранить жизнь жене и ребенку… обоим детям.

— Но все равно вы могли…

— Мог что? Взять семью с собой, чтобы скрываться вместе? Подвергнуть риску всех и надеяться на лучшее? Единственным абсолютно безопасным убежищем остается то, о котором никто не знает, что ты в нем прячешься. Кроме того, Троица в одиночку скомпрометировала три наших лучших правоохранительных органа. Они напропалую использовали в личных целях наши секретные базы данных, под предлогом гонораров за ценную информацию о готовящихся террористических актах прибрали к рукам тысячи долларов — и при этом мы даже не подозревали, кто, черт возьми, они такие!