Книга Проклятый город. Однажды случится ужасное... - Лоран Ботти

— Я сблизилась с ней и, когда они с мужем переехали сюда, последовала за ними. Поселилась в том же самом подъезде. И стала ждать.

Он появился примерно полтора года спустя после… после пламени. Я знала, что он должен вернуться. Потому что я дала ему знать о ребенке. И о том, что это его ребенок. В этом я была уверена — он как две капли воды был похож на его младшую сестру в том же возрасте.

Теперь ее слабый и как бы тоже дряблый голос звучал тверже, и фразы лились одна за другой без всяких затруднений.

— Именно я за ним присматривала, потому что они оба работали — а она еще и рисовала, для этого тоже нужно было время. Вот тогда он и приходил — так часто, как только мог. У него был ключ от парковки. Он входил с той стороны и пешком поднимался по лестнице, чтобы ни с кем не столкнуться: здешние жильцы всегда ездят на лифте. Он подолгу оставался с ребенком. Разговаривал с ним. Целыми часами… Я никогда в жизни не видела, чтобы мужчины так долго разговаривали с детьми. О, конечно, он был не такой, как другие отцы. Он никогда не сюсюкал, не разговаривал тем языком, каким обычно говорят с младенцами. Нет, он рассказывал ему, как взрослому, о Лавилле — о горгульях на соборе, о лицее «Сент-Экзюпери»… и о тумане… и о парке… И говорил, что однажды они там встретятся. Что это судьба. Что он наследник и его сын будет наследовать ему. Да, они встретятся, потому что так предрешено судьбой. И тогда ребенок узнает, кто его настоящий отец. И поймет, почему должен стать его наследником, — иными словами, пойти по предначертанному пути. За это придется заплатить величайшими страданиями, говорил он, которые будут мучительны и сделают ребенка несчастным: он потеряет человека, которого считал своим отцом, но который ему на самом деле не отец, — и когда-нибудь он об этом узнает. О да, он говорил и говорил — целыми днями… потом брал ребенка за ручку и проводил ею по своему лицу — как будто хотел, чтобы тот к нему привык.

Так продолжалось два года. В течение этих двух лет он приходил два или три раза в неделю и разговаривал с сыном каждый раз несколько часов. Даже когда ребенок засыпал, он все равно продолжал шептать: «Лавилль-Сен-Жур ждет тебя… Лавилль-Сен-Жур тебя примет…» О, он говорил не умолкая…

Женщина вздохнула и прикрыла глаза. Сюзи задалась вопросом, пытается ли она отогнать видения прошлого или, напротив, испытывает некую сумрачную тоску по тем временам. Но, скорее всего, и то и другое. Нептун одинаково охотно принимает в своем дворце ангелов и демонов, палачей и мучеников… сутенеров и шлюх.

— Когда ребенок подрос и пошел в школу, с ним уже нельзя было поддерживать прежнюю связь. И тогда он уехал. Перед отъездом он мне сказал: «Жди от нас известий… мы о тебе не забудем. Но должно пройти несколько лет. Да, после „дела Талько“ нам понадобится несколько лет, чтобы восстановиться. Но я вернусь. Мы вернемся…»

С тех пор я его больше не видела.

В квартире наступила густая, влажная тишина: женщина в кресле молча плакала, слезы медленно катились по ее пухлым дряблым щекам.

Сюзи Блэр поднялась — не имело смысла дальше здесь оставаться. У нее были имена и все ответы. Нужно было возвращаться в Лавилль-Сен-Жур. Связаться с родителями ребенка — по крайней мере, с приемным отцом. И разумеется, с Антуаном Рошфором. Неужели он решил перейти на их сторону?.. Ведь это он указал ей след Бастиана…

Что ж, в сущности, все довольно просто. Стоит лишь забрать ребенка у Андреми, и тот больше ничего не сможет. По крайней мере, хорошо уже то, что он не знает о готовящихся событиях…

Глава 81

Николя углубился в туннель. Невероятно — Антуан даже не распорядился, чтобы этот вход закрыли! Хотя, конечно, его было не так-то просто найти: нужно было пересечь задний двор, пройти мимо служебных помещений, а потом проскользнуть в небольшое отверстие, нечто вроде отдушины, у подножия замшелой стены. Хотя, в сущности, «Сент-Экзюпери» всегда был не чем иным, как входом в преисподнюю…

И эта преисподняя была обитаема — Николя понял это, когда, пройдя несколько метров в полной темноте, различил за поворотом, примерно в ста метрах впереди, слабый свет. Стало быть, кто-то позаботился о том, чтобы зажечь факелы. Кто-то был там, в сердце громадного пентакля, на котором некогда был построен город.

Николя двинулся вперед, порадовавшись, что на ногах у него старые кроссовки, и он ступает бесшумно, словно в ночных туфлях. Он обеими руками держал перед собой револьвер, словно в тире. Одновременно он пытался обдумать ситуацию и понять, как себя вести. В глубинах подземных коридоров он мог обнаружить кого угодно — Бастиана Моро, сообщников Пьера, самого Пьера… Что тогда делать? У него не было ни малейших соображений по этому поводу. На этот раз писательское воображение ему изменило.

Он машинально обернулся, чтобы убедиться, что никто за ним не следует. И тогда он заметил нечто странное: туман… словно вползал в туннель. И даже… именно туман за ним и следовал! Николя вздрогнул. Он знал, что рассказывали об этом тумане. Конечно, никто из коренных жителей Лавилля не боялся белых теней — днем. Однако ночью, в подземном туннеле, веками вбиравшем в себя атмосферу творившихся здесь злодеяний, — совсем другое дело… И хотя никто никогда по-настоящему не видел детей в тумане, в нынешних обстоятельствах было немного жутковато ощущать себя полностью подвластным этому наползающему белому месиву, в котором — вдруг? — сейчас покажется призрачный ребенок с пустыми глазами, стремящийся обрести хоть немного покоя…

Несколько секунд Николя стоял неподвижно, наблюдая за необычным явлением. Да, в самом деле, туман спускался вниз, в подземелье. Как будто населявшие его призраки один за другим отделялись от общей массы и начинали скользить по земле… Он только что увидел, как белая широкая лента тумана протянулась вперед, словно щупальце, и медленно поплыла в его сторону…

Николя двинулся дальше, почти прижимаясь спиной к стене и по-прежнему сжимая револьвер. Ни малейшего звука, ни каких-либо следов жизни… разве что дыхание тумана — да, его почти можно было расслышать… Николя подумал об Одри — о том, правильно ли поступил, оставив ее одну, и о том, не решится ли она на какую-нибудь отчаянную глупость… Свет перед ним понемногу становился ярче, развеивая его сомнения. Последние два десятка метров он почти пробежал, затем остановился на углу и осторожно из-за него выглянул. На стенах действительно горели факелы, но путь оказался свободен: длинный коридор, протянувшийся перед ним, был пуст. Николя догадался, куда он ведет: к одному из любимых убежищ Пьера, когда тот был подростком.

* * *

Одной частью сознания Бастиан воспринимал историю, которую рассказывал ему сидящий перед ним монстр: эту историю он уже знал, во всяком случае, в общих чертах. Другая часть отстраненно наблюдала за двумя людьми, находящимися в пещере с зажженными факелами, в подземных глубинах города, окутанного туманом. Этот человек сказал, что он его отец, и Бастиан сразу в это поверил, ни секунды не сомневаясь, — даже если это новое знание не вызвало у него никаких особенных эмоций, разве что ощущение некой отдельной реальности, словно отрезанной от остальной, ему привычной.