Книга Фактор Ясеня - Павел Андреевич Кузнецов

уже не улыбались, комната на несколько мгновений утонула во взрыве звенящего женского смеха.

— А Кошак, значит, не пошло? — Милослава тоже улыбалась. Подобное ощущение единения с подругами она последний раз испытывала в далёком детстве, когда ещё живы были наивные романтические надежды и чаяния.

— Ну… ему — в самый раз! — опять влезла рыжая.

— Королева, может, присядешь? Тебе какое кресло уступить? Хочешь, эту рыжую сгоним? — не на шутку разошлась Милена, стреляя в сестру недовольными взглядами.

— Не надо, — отрезала хозяйка дворца и бесцеремонно плюхнулась на пол, прямо на мягкий пушистый ковёр. Прислонилась спиной к стене, чтобы видеть всех валькирий, удобно вытянула ноги. — Вот так бы с вами и сидела, хоть до самой ночи…

— Так в чём проблема? Ты же Королева! — недоумённо вздёрнула бровь брюнетка.

— Да, в общем-то, ни в чём… Дела можно и потом сделать… Так вымоталась за эти дни, хоть с вами расслаблюсь… Вы как, по вину или чего покрепче?

— Вино. Мы крепкие напитки не пьём, — Милена улыбалась. Она была довольна развитием беседы, да и вино у королевы должно быть… королевским. Почему бы и нет? Вон, Кошак хотел попасть на приём… Попал. Пусть и не на такой, на который рассчитывал… И она тоже… попала. Будет потом сёстрам в Республике рассказывать, как всей стаей глушили вино с всамделишней королевой. Почти сказочной. Не поверят, конечно… Да это и неважно. Главное — приятное послевкусие, а оно точно будет…

Сноски:

(4) Здесь Леон перефразирует известную притчу про Тамерлана и известного персидского поэта Шамсудди́на Муха́ммада Хафи́за Ширази́. Как и многие поэты того времени (14 век), да и более поздних времён, Хафиз прославлял женскую красоту. В одно из его стихотворений закрались такие строки: «Когда турчанка из Шираза любовную начнёт игру, я за роднику её отдам и Самарканд и Бухару». Дошли сии строки и до слуха известного завоевателя прошлого — грозного Тамерлана. Тут нужно отметить, что Самарканд он считал своей столицей, а Бухару любил ничуть не меньше. Полководец древности пришёл в ярость и велел привести к нему наглеца-поэта. Вытащенный из хижины, где пребывал в нищете, Хафиз предстал пред грозные очи Тамерлана. «Несчастный! — бросил тот. — Я потратил полжизни, чтобы возвеличить Самарканд и Бухару, а ты готов отдать их за родинку какой-то шлюхи!» В этот момент поэт понял, что его жизнь висит на волоске, и сказал как раз то, что и вошло в историю наряду с самими гениальными строками: «О Великий повелитель правоверных! Из-за такой щедрости я и пребываю в нищете…». Слова поэта пришлись по душе Тамерлану. Как и многие мусульмане, он любил подобные неожиданные кульбиты мысли, считая их проявлением мудрости — а отнюдь не наглости или насмешки. Шираз Хафиз сохранил свою жизнь, да ещё и был щедро награждён полководцем. Это ли не повод задуматься о смысле жизни и о том, что он отнюдь не един для всех?..

Королевский бал

Разумеется, моих кошек отпустили. Не могли не отпустить. Не после того, что они сделали для Королевского Дома. Даже если бы в деле не были замешаны псионцы, девочкам ничего не угрожало. Ну а если… Вообще-то я довольно обстоятельно описал Королеве последствия, если с кошками что-то случится. Она прониклась. Достаточно было намекнуть, что линкоры я начал крушить лишь после потери своей возлюбленной, принеся их на алтарь эмоций и чувств. Хотя на деле женщина не нуждалась в моих предостережениях. Рубить с плеча Королеву больше не тянуло. Дочь вернулась домой, значит, можно расслабиться и взглянуть вокруг непредвзято. Осталось лишь желание разобраться в деталях недавних событий, что она и проделывала с совсем не женской хваткой и прозорливостью. Так что вскоре и до кошек дошёл черёд получать заслуженную порцию монаршей благосклонности — на это прямо указывало место, откуда надлежало забирать сестёр. Это был ни много ни мало парадный вход Королевской Резиденции.

Мой катер без вопросов пропустили в святая святых Ясеня. Как понял из переговоров с диспетчерской, немногим смертным оказывалось подобное доверие. Обычно все передвижения по территории Резиденции и окружающей её зоне отчуждения осуществлялись только транспортом из королевских «конюшен». Всем остальным — ни-ни. Для меня же сделали исключение, позволив подлететь к самым ступеням обширной входной арки.

Долго ждать кошек не пришлось. Очень скоро они шумной толпой вывалились наружу — пёстрая, веселящаяся ватага. И весь этот буйный сплав бесшабашности и рассудочности, смеясь и балагуря, поспешил вниз по ступеням. Ошеломлённый и обрадованный, я на радостях далеко не сразу осознал, что в них не так. Да они же подшофе! Причём хорошо так, качественно. Вон, глазки горят, раскраснелись, смеются. А ещё… от их компании отделилась и осталась под аркой входа единственная «чужая» женщина. Приветственно махнула мне рукой, улыбнулась и, развернувшись на каблуках, пошла прочь, в недра дворца. И вроде бы ничего особенного, если бы этой женщиной не была… Королева Ясеньская, собственной персоной. Вот ведь! Лично проводила несправедливо задержанных. Небось ещё и пила вместе с ними!

— О-о, Кошак! — со ступеней слетел рыжий вихрь и, запрыгнув на меня, принялся жадно целовать. — Я скучала…

Следом за Сайной сбежали и остальные. Меня буквально затискали. Каждая приложилась. Каждая постаралась как можно крепче сжать, обнять, поцеловать. Особенно усердствовала Лита — за которой подобного раньше отродясь не водилось. Искренние, глубокие чувства находили выражение в откровенных объятиях и не менее откровенных поцелуях на французский манер. Руки девчонки так и сновали по шее, по волосам, по спине… Губы с жадностью пожирали мои губы… Гибкое тело извивалось, силясь обвить, стиснуть, оплести — подобно змее, — а острый, напористый поцелуй окончательно выдавливал из сознания остатки здравого смысла… Не знаю, как сдержался! Не иначе, остальные кошки помогли.

А вот в катере необходимость сдерживаться отпала. Поэтому всю дорогу на мне бесновались боевые сёстры, а уж когда прибыли на яхту… Там и вовсе у всех крышу снесло — окончательно и бесповоротно. Соскучились кошки. Истосковались по сладкому. Ещё и стремились выразить своё трепетное ко мне отношение. В конце концов, ведь именно я дал им возможность столь интересно провести время, предавшись охоте… на целого