Книга Незримые фурии сердца - Джон Бойн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А я тебя поздравляю с внуком. Рада была повидаться, Сирил.
Впервые за все время нашего знакомства я отважился поцеловать ее в щеку и пошел к выходу. У дверей я обернулся – миссис Гоггин сидела прямо, глядя на распятие. Что же это за Бог, подумал я, который допустил, чтобы эта сильная и добрая женщина потеряла двух сыновей?
Я вышел в коридор, и тут меня будто прострелило электрическим разрядом. Когда горбунья-монашка из общины редемптористов забрала ребенка, я знала, что больше никогда его не увижу. Я замер, опершись на костыль и свободной рукой ухватившись за стену. С трудом сглотнул, потом медленно вернулся в часовню.
– Миссис Гоггин, – окликнул я.
Она удивленно обернулась:
– Что, Сирил?
– Вы помните дату?
– Какую дату?
– День рождения вашего сына.
– Конечно, помню. – Она нахмурилась. – Октябрь шестьдесят четвертого, семнадцатое число. Это был…
– Нет, не Джонатана, – перебил я. – Я спрашиваю о вашем первом сыне, которого вы бросили.
Миссис Гоггин помолчала, не понимая, видимо, с какой стати я задаю подобные вопросы. Но потом ответила. Она хорошо запомнила тот день.
Серебряный серфер
На вокзале Хьюстон я, подслеповато сощурившись, вглядывался в расписание, пытаясь разобрать, с какой платформы отходит наш поезд. Все последние дни я был взбудоражен предстоящей поездкой, о которой прежде не мог и помыслить, и теперь, когда, так сказать, час пробил, я переживал из-за того, какие чувства она в нас разбередит. Осмотревшись, в толпе пассажиров я разглядел свою семидесятидевятилетнюю мать, энергично катившую чемодан на колесиках. Я поспешил ей навстречу и, чмокнув в щеку, хотел забрать поклажу.
– Поди прочь, – отвергла она мою помощь. – Я не отдам свой багаж носильщику на костыле.
– Отдашь как миленькая. – Я вцепился в чемодан.
Мать выпустила ручку и посмотрела на табло расписания, нисколько не щурясь.
– Отправляемся, значит, вовремя, – сказала она. – Редкостное чудо.
Я не переставал удивляться ее живости. У нее даже не было своего врача – он, мол, без надобности человеку, который не болеет вообще.
– Идем садиться? – сказал я. – Отыщем местечко получше.
– Ну веди.
Я зашагал к головным вагонам, надеясь, что там будет меньше народу. Хотелось быть как можно дальше от шумной молодежи и родителей с маленькими детьми, облюбовавших места в хвосте поезда.
– Ты прям как старик, – сказала мать, когда я поделился своим соображением.
– Так я и есть старик. Мне уж шестьдесят три.
– Но быть развалиной совсем не обязательно. Мне вон семьдесят девять, а я вчера ходила на дискотеку.
– Не сочиняй!
– Ей-богу. Ну ладно, это был ужин с танцами. Сговорилась с приятельницами.
В приглянувшемся мне вагоне мы сели у окна напротив друг друга.
– Уф, хорошо! – выдохнула мать. – Я на ногах с шести утра.
– Почему встала в такую рань?
– Ходила на тренировку.
– Куда?
– На тренировку, – повторила она.
Я решил, что, наверное, все-таки недослышал.
– Ты ходишь в спортивный зал?
– Ну да. А ты нет, что ли?
– Не хожу.
– Понятно. – Мать окинула взглядом мое брюшко. – А надо бы. Тебе не помешало бы сбросить лишек веса.
Я пропустил это мимо ушей.
– И давно ты ходишь в спортзал?
– Уже четыре года. Разве я не говорила?
– Нет.
– На юбилей Мелани подарила мне абонемент. Три занятия в неделю. Для спины, для сердца, а еще аквааэробика с Алехандро.
– А это что такое?
– Это когда в бассейне бабки виляют кормой под попсовую музыку.
– Какой кормой? Что за Алехандро?
– Тренер-бразилец, двадцати четырех лет. Если мы себя ведем хорошо, он нас балует – снимает рубашку. Слава богу, мы в бассейне, ибо всем сразу надо остудиться.
– О господи! – Я озадаченно покачал головой, стараясь не засмеяться.
– Говорят, что я старуха, только мне не верится, – подмигнула мать. – Ну какая ж я старуха – все во мне шевелится!
– Наверное, этого мне лучше не знать.
– Вообще-то Алехандро, по-моему, гей. Вроде тебя, – пояснила она, словно я мог это запамятовать. – Если хочешь, я вас познакомлю.
– Это было бы здорово. Думаю, он только и мечтает, чтоб его свели с человеком, который годится ему в дедушки.
– Пожалуй, ты прав. И потом, у него, вероятно, уже есть друг. Но ты всегда можешь прийти на занятие и вместе с нами на него попялиться. Клуб для тех, кому за шестьдесят.
– Не произноси это число, мам. Слышать его от тебя уж совсем страшно.
Мать улыбнулась и посмотрела в окно. Поезд тронулся. Предстояло ехать пару часов до Корка, потом автобусом до Бантри, а там я возьму такси до Голина.
– Ну давай, рассказывай, – попросила мать. – Что у тебя новенького?
– Да в общем-то ничего. Вот купил вазу в гостиную.
– И только сейчас об этом говоришь?
Я улыбнулся:
– Красивую.
– А на свидание-то ходил?
– Ходил.
– Как, бишь, его зовут?
– Брайан.
– И как все прошло?
– Не особо.
– Что так?
Я пожал плечами. В прошлый четверг в баре «Парадная гостиная» я встретился с мужчиной за пятьдесят, который после тридцати четырех лет супружества только что вышел, так сказать, из подполья. Весь вечер он плакался, что дети с ним не разговаривают, и под благовидным предлогом я поспешил откланяться. Выслушивать его не было сил.
– Тебе надо чаще выходить на люди и с кем-нибудь встречаться, – сказала мать.
– Периодически я так и делаю.
– Раз в год.
– Этого достаточно. Мне и так хорошо.
– Ты когда-нибудь заходишь на чаты?
– Что-что?
– На чаты заходишь? – повторила она.
– А что это?
– Место встречи геев. Там они обмениваются фото, сообщают, кому сколько лет, какой тип мужчин их интересует, и если повезет…
– Ты шутишь?
– Вовсе нет, этот способ знакомства очень популярен. Странно, что ты о нем не слышал.
Я покачал головой:
