Книга Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X-XI веках - Петр Стефанович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Само слово староста стоит в ряду подобных ему старец, старейшина, старейший и т. п., и в древнейших его упоминаниях нет основания всегда и непременно усматривать привычное нам значение должностного лица, которое оно получило позднее в Великом княжестве Литовском и России[994]. В «Правде Ярославичей» упоминаются «сельский» и «ратайный» «старосты княжие» в качестве княжеских агентов[995], но должность обозначается здесь не самим словом староста, а словосочетанием с двумя уточняющими определениями к этому слову.
На мой взгляд, в этих новгородских «старостах» надо видеть тех же людей, которые несколько иначе были обозначены в летописном известии о пирах Владимира как «сотские, десятские и нарочитые мужи» и которые выше были определены как верхушка городского населения, облечённая некими властными полномочиями в сфере городских финансов и производства. Соединение двух черт – повышенный социальный статус и исполнение должностных обязанностей– характерно как раз для той семантики, которая позднее фиксируется за словом староста[996]. Очевидно, оно позволяло выразить одновременно эти две черты, которые в сообщении о пирах Владимира были как бы распределены между собственно названиями должностей (сотские и десятские) и обозначением общего характера («нарочитые мужи»). Тогда становится понятно, что в одном случае старосты могли идти «под одну гребёнку» с прочими городскими жителями – когда делилась военная добыча, – а в другом – когда собирались средства на войну – они отделяются от прочих горожан. В первом случае определяющим, видимо, был сам статус свободного полноправного «гражданина», а во втором принималось во внимание прежде всего фактическое имущественное состояние. По этому последнему показателю виднейшие городские предприниматели занимали место в «иерархии» между обычными горожанами и боярами – либо приблизительно посередине, если поправлять текст ПВЛ, вставляя вместо «по 4 куны» «по 4 гривны», либо значительно ближе к боярам, чем к остальному населению (4 куны относятся к 10 гривнам как 1:62,5, а 10 гривен к 18 как 1:1,8).
Скорее всего, эти старосты составляли целиком или в основном ту группу, которая в другом месте рассказа Н1Лм о борьбе Ярослава и Святополка обозначена как «вой славны тысяча». Это последнее выражение просто имеет в виду военный отряд, но люди-то те же самые[997]. И не случайно, что при переработке этого рассказа составитель ПВЛ заменил это выражение на «нарочитые мужи»[998] – по всей видимости, он догадывался, о каких людях приблизительно идёт речь, и применил те слова, которыми они именовались в известии о пирах Владимира. Более того, можно думать, что слова, этимологически связанные со словом староста, тоже в каких-то случаях могут обозначать тех же людей.
В своё время В. О. Ключевский высказывал мнение, что под летописными обозначениями «старцы градские» и «старѣишины по всем градомъ» скрывается «образовавшаяся из купечества военно-правительственная старшина торгового города»[999]. Главными должностными лицами этой городской «старшины» он, опираясь на известие о пирах Владимира, считал десятских, сотских и тысяцких и определял их функции как военные. Современные исследования показывают, что функции должностных лиц децимальной организации лежали скорее в административно-хозяйственной сфере[1000], хотя упоминание «воев славных тысячи», приведённое выше, говорит, что военные функции этой организации всё-таки не были вовсе чужды. Так или иначе, в любом случае нет причин отказываться от тезиса Ключевского о тождественности «старцев градских», «старейшин по градом» и тех сотских, десятских и нарочитых мужей, которые упоминаются в известии о пирах Владимира. На мой взгляд, в пользу этого тезиса говорит, прежде всего, то, что эти обозначения встречаются только в статьях из времени правления Владимира Святого, причём «старейшины по градом» как раз в той же статье 6504 (996) г., где сообщается о пирах Владимира, – сначала о пирах на Преображенье в Василеве (здесь о старейшинах), а затем киевских пирах для всей «дружины» (здесь о сотских и прочих). Все эти статьи присутствуют и в списках ПВЛ, и в Н1Лм (=НС) и восходят, скорее всего, к древнейшему слою летописания[1001]291.
Таким образом, в сообщении о сборе средств для найма варягов Ярославу мы видим те же два элемента общественной элиты, которые указаны в рассказе о пирах Владимира, – знать (боярство) и городская верхушка. О гридях Ярослава не сказано, возможно, потому, что из них у Ярослава в тот момент просто никого не осталось (он прибежал в Новгород, как сообщает сама летопись, только сам-четыре), но скорее потому, что как «люди дома» князя они не могли и не должны были участвовать в общегородском сборе средств; они получали жалованье от князя, и их деньги были фактически княжеские. Здесь пролегала принципиальная грань между гридями и боярами – одни были людьми «княжого права» или дружиной в собственном (научном) смысле этого слова, другие – людьми, вступавшими в некоторые отношения с князем (которые можно назвать вассально-договорными), но в принципе не зависимые от него и тесно связанные в бытовом и практическом смыслах с городской средой.
Сопоставление перечней социальных категорий людей в летописных сообщениях весьма поучительно, демонстрируя, насколько могут расходиться указания, обозначения и умолчания в разных текстах, говорящих на самом деле примерно об одном и том же. Гриди в одном случае присутствуют, в другом – нет; один и тот же социальный класс в одном случае обозначен так, в другом – иначе. Эти примеры ярко демонстрируют ущербность подхода, который во «Введении» был определён как «терминологический фетишизм».
Показательно также сравнение структуры элиты Руси по древнейшим данным и по более поздним. Тот взгляд на древнерусскую элиту, который развивается в настоящей работе, предполагает, что принципиальных изменений с начала XI в. до конца домонгольского периода не должно было быть, так как и бояре, и торгово-финансовая верхушка города, и даже княжеские слуги (хотя в меньшей степени) сохранялись как главные элементы верхней части социальной «пирамиды» Руси.