Книга Хроника смертельной весны - Юлия Терехова

— Боюсь, с Катрин совсем плохо, — пробормотал он.

— Что значит — плохо? — Анна, впрочем, ничуть не удивилась, услышав от него эти слова. Она и сама понимала, что с ее подругой не все ладно. Что-то происходило в семье ее друзей — то, чего она еще не понимала, и в обстоятельства чего ее, видимо, Булгаков посвящать не собирался. Но Анна чувствовала определенное превосходство — ведь она обладала информацией, ему явно неизвестной. Нет, конечно, и речи не может быть, чтобы эту информацию раскрыть — но она, Анна, могла бы ему помочь — будь он хоть чуть более откровенен с нею. А потом раздался странный звонок. «Ça va, ma cherie». Анна не могла не расслышать чувственной нежности, прозвучавших в его словах, а затем и растерянного возгласа «Катрин?..» Она оказалась не в силах удержаться от изумленного взгляда, и он, разумеется, этот взгляд уловил. Не было нужды более скрывать удивление, и она спросила:

— Это была Катрин? — он кивнул растерянно.

— Где она? — спросила Анна. — Почему ты не поговорил с ней?

— Она бросила трубку, — каменным голосом ответил Булгаков.

— Тогда зачем она звонила? — недоумевала Анна.

— Я не знаю, — ну не мог же Сергей признаться подруге жены, что та звонила ему не со своего номера, а с номера крестницы Жики, с которой он… с которой он… Да, да, с которой он переспал, и чего греха таить, был совсем не прочь повторить приятный опыт — таким контрастом вечно погруженной в себя жене показалась ему Изабель — внимательная и ласковая, с озорными глазами и обаятельной улыбкой. Объяснять все это Анне было никак невозможно. А уж вдаваться в подробности того, каким образом его жена звонила ему с телефона любовницы — и вовсе не хотелось. Анна, конечно, любит его как друга, но все же она — подруга Катрин, и вряд ли с пониманием отнесется к интрижке Булгакова, как, вне сомнения, отнесся бы, к примеру, Антон — при всей его горячей привязанности к Катрин. Помотал бы головой, усмехнулся б укоризненно, но понял бы — как мужчина мужчину, даже прикрыл бы по возможности. Анна — совсем другое дело.

— Я рада, что ты приехал, — Анна уселась напротив с чашкой в руке. — Рассказывай, как у тебя дела. Как работа?

— Все в порядке.

— Как сынок? С кем он остался?

— Теща приехала из Москвы, — тут Сергея осенило — значит, Анна знает, что Катрин не в Лондоне. Он спросил прямо: — Она заходила к тебе?

— Кто? Твоя теща? — удивилась Анна.

— Ты шутишь? — нахмурился Сергей. — Я спрашиваю о Катрин. Она же в Париже — и ты в курсе.

— Ах, Катрин, — Анна даже бровью не повела. — Да, она заходила. На чай.

— Ах, на чай! Понятно.

— Так как Антон? — повторила Анна. — Он здоров?

— О да! Ругается нехорошими словами. Любимое слово — «черт».

— Что?!!

— Весь в маму.

Анна рассмеялась, но смех ее звучал достаточно напряженно, чего Сергей не мог не заметить. Он решил сменить щекотливую тему на более нейтральную: — Как ты поживаешь? Как твои дела?

— У меня все хорошо, — Анну позабавило, как он перевел стрелки. — Поговорим обо мне?

Он испытующе посмотрел на нее: — Говорят, у тебя роман? Я его знаю?

Анна вздрогнула. Конечно, она понимала, что рано или поздно о ее помолвке с Франсуа узнают все, но как отреагируют близкие ей люди на такое решение? Не сочтут ли они ее предательницей, как сочли уже однажды? Конечно, сделают вид, что рады за нее, скорее всего, даже поздравят. Но что при этом подумают? Что Антон забыт ею окончательно и бесповоротно?..

— Анна, милая, — окликнул ее Булгаков. — Ты не должна оглядываться назад и жить прошлым. Ты заслужила счастье, как никто другой. Антон бы порадовался за тебя.

Из ее глаз брызнули слезы, а плечи затряслись. — Перестань, — он ласково дотронулся до ее руки. — Перестань себя терзать и живи дальше. Ты любишь этого человека?

— Его зовут Франсуа, — неожиданно выпалила она. — И думаю — да, я его люблю.

Булгаков успокаивающе сжал ее плечо: — Вот и хорошо. Пригласишь на свадьбу?

Анна не успела ответить, так как в гостиной появилась Жики в сопровождении молодого парня: — Серж, позвольте вам представить моего правнука, Себастьяна фон Арденна. Он хирург, как и вы.

— Вы — Серж Булгаков? — у мальчика было светлое открытое лицо и умные серые глаза. — Это честь для меня.

— А вы, коллега, судя по фамилии, родственник Габриэля фон Арденна? — Сергей с удовольствием рассматривал парня. — Мы несколько раз встречались с ним на международных конференциях.

— Я его сын.

У Булгакова мелькнула мысль — вот бы и Антон лет эдак через…цать с такой же гордостью заявил «Я — сын Сергея Булгакова». Но пока что двухлетний Антон ругается, как сапожник… ну, или сын сапожника.

— В какой области специализируетесь, коллега?

— Военно-полевая хирургия, — все так же гордо произнес Себастьян, почему-то оглянувшись на Жики. Та одобрительно кивнула.

— Интересный выбор, — Сергей не мог скрыть недоумения. — Как успехи?

— Штопаю понемногу, — Сергею померещилось за его улыбкой нечто горькое, обреченное. Не сожалеет ли молодой врач о выбранном пути? Но, возможно, ему всего лишь показалось. Поразмыслить над этим ему помешал звонок. Внук Жики извинился и полез за телефоном:

— Meine Liebe?.. — он торопливо выбежал из гостиной. Булгаков кинул взгляд на тангеру и поразился — выражение морщинистого лица было нежным, даже чуть умилительным. Когда спустя минуту внук вернулся, она спросила его по-немецки:

— Это твоя девчонка? Ты уходишь? В кои-то веки к бабке приехал…

Себастьян ответил ей по-немецки — но если Жики говорила на классическом хох-дойче[425], то в говоре парня явственно слышался мягкий южно-немецкий акцент — словно он был уроженцем Баварии или венцем:

— Да, бабушка. Это Бриджит. Ты имеешь что-то против?

— Нет, это не мое дело. Но ты же знаешь…

— Знаю.

— Будь осторожен, мой мальчик.

— Я осторожен. Ты представить не можешь — насколько.

Анна по-немецки не понимала совсем, а Сергей особо не вслушивался. Себастьян обратился к нему:

— Прошу меня простить. Мне нужно уехать. У моей девушки проблемы.

— Нельзя оставлять девушек наедине с их проблемами, — усмехнулся Булгаков. — Если они начнут их решать самостоятельно — не миновать беды.

— Боюсь, вы правы, — Себастьян поцеловал бабушку в пергаментную щеку. — Bonne journée! Pfiati, Mütterchen![426]