Книга Маркус Вольф - Леонид Млечин

— В тот день мы виделись и любили друг друга в последний раз.

Министерство государственной безопасности ГДР не отпустило Инге Витт в Йемен, а придумало ей новую биографию — она превратилась в «Еву Шнель», которая родилась в Москве. Ей поручили заниматься детскими лагерями отдыха на комбинате тяжелого машиностроения имени Карла Либкнехта в Магдебурге.

Но место, которое она заняла, было обещано другому человеку, и коллеги встретили Инге в штыки. Они с удивлением отметили, что новенькая позволяет себе командным тоном разговаривать с начальством, непонятным образом сразу же получила двухкомнатную квартиру и к ней немедленно явились мастера, чтобы привести квартиру в порядок. И она сменила четыре машины за два года, что уж вовсе было непостижимо для соседей.

Инге пыталась подружиться с коллегами. Она подрабатывала помощником осветителя в кабаре и доставала туда билеты для всего отдела. В порядке очередности мыла общую лестницу, но кое-как и сухой тряпкой, что еще больше раздражало соседей.

Любвеобильная Инге нашла себе новую подругу — директора гимназии, замужнюю, имевшую взрослого сына. Вдвоем они возделывали крохотный садовый участок. Между грядками картофеля, салата и помидоров появился автомобильный прицеп — приют любви с оранжевыми занавесками на окнах.

Когда осенью 1989 года началось крушение социализма в Восточной Германии, Инге Витт в заводской многотиражке «Мотор» дала отповедь противникам партии: «Меня воротит с души от вас… Ваша мелкотравчатая глупая политика использования народного гнева для целей, которые никому не ясны по-настоящему, полностью игнорирует реальные проблемы обновления… Что случилось с нашими трудящимися? Они что, потеряли рассудок?»

Последний день на свободе она провела с подругой, директором гимназии. Они вместе поехали на День учителя в Гарц. Инге представили как «вдову, которой трудно живется». Она действительно плохо выглядела, казалась усталой и утомленной. Новым знакомым она рассказывала, что теперь, после крушения ГДР, намеревается открыть пиццерию. Вернувшись в Магдебург, она пригласила подругу к себе домой, чтобы вместе провести ночь. Но возле дома ее ждала полиция…

За содействие в поимке немецких террористов было обещано «50 тысяч марок вознаграждения!» — так указывалось на плакатах с их фотографиями. Однако они казались неуловимыми, как фантом. Западногерманскую полицию постоянно сбивали с толку ложными сообщениями о том, что кого-то из «красноармейцев» видели то в Дамаске, то в Нью-Йорке, что они готовятся к новым акциям и запасаются оружием и взрывчаткой. На самом деле почти все они осели в ГДР.

Они отправились в Восточную Германию не просить помощи в революционной борьбе. Не для того, чтобы пересидеть трудное время и вновь нанести удар по западногерманскому империализму. А в поисках спокойной и простой жизни, которой они сами себя когда-то лишили, решив заняться террором.

Криминалистам пришлось отказаться от привычного тезиса, что «красноармейцы» опасны всегда, что они меняют страны, но не прекращают борьбы. Террористы, некогда вселявшие ужас в западных немцев, превратились в обычных граждан, их интересовали только личное счастье, работа, дом, душевный покой.

Поначалу руководители социалистической Германии не знали, как им относиться к левым террористам. С одной стороны, они поддерживали всех борцов против Федеративной Республики, с другой — формально осуждали террор как немарксистскую форму борьбы.

В 1973 году в ГДР с фальшивыми документами попытался въехать Бомми Бауман, основатель боевой группы «Движение Второго июня». Его без шума задержали, поместили в следственную тюрьму Министерства государственной безопасности и долго допрашивали. Немецкие чекисты интересовались внутренним положением во «Фракции Красной армии» и в «Движении Второго июня». Через три месяца Баумана выпустили, дали 50 марок и, минуя паспортный контроль, вывели через замаскированную под обои дверь в западную часть вокзала Фридрихштрассе в Берлине. Он вернулся в ФРГ.

— В то время они нас не выдавали, но и не оказывали настоящей поддержки, — вспоминал Бомми Бауман.

Только в тех случаях, когда немецкие террористы отправлялись на Ближний Восток к палестинцам, они могли на несколько часов ступить на землю ГДР. Палестинцы всякий раз предупреждали МГБ, что ждут немецких друзей в гости. Из Западного Берлина «красноармейцы» перебирались в Восточный и садились на самолет в аэропорту Шёнефельд. Они предъявляли фальшивые документы какой-нибудь арабской страны, но бдительные пограничники ГДР были предупреждены и хладнокровно штамповали липовые бумажки.

Один из террористов рассказывал потом:

— У нас были арабские паспорта, но мы нисколько не походили на арабов. У одной из женщин в нашей группе был соломенно-белый парик. Но пограничники ГДР ни на что не обращали внимания.

Когда левые боевики в Западной Германии потерпели поражение, Народный фронт освобождения Палестины сначала разместил немецких террористов, не желавших больше сражаться, в своих лагерях в Сирии и Южном Йемене. Но там долго оставаться было нельзя. Обсуждалось несколько вариантов: пожелавших выйти из игры можно было отправить в Мозамбик, Анголу, Никарагуа, на Кубу, словом, в любое место, где правили товарищи по совместной борьбе против империализма.

Получив согласие Хонеккера, Мильке разрешил своим подчиненным принять бывших террористов. Когда они пересекли границу ГДР, их взяло под свое крыло Министерство государственной безопасности. ГДР согласилась принять их и спрятать — с тем условием, что они больше никогда не станут участвовать в боевых акциях. Восточная Германия сильно зависела от займов и кредитов, предоставляемых ФРГ, и не хотела зря портить отношения с Бонном…

Опекал бывших «красноармейцев» специальный отдел Министерства государственной безопасности ГДР, которому служебной инструкцией вменялось в обязанность заниматься «оперативной разработкой левоэкстремистских организаций, и в том числе занимающихся международным терроризмом».

После того как сотрудники МГБ выкачали из боевиков всю информацию, приступили к их устройству в новой жизни. В распоряжении МГБ находилось бывшее поместье, которое основательно перестроили. Пруд превратили в бассейн. Конюшню — в гараж. В подвале устроили баню, бар и спортзал с тренажерами. Здесь с бывшими террористами обсуждали все детали будущей жизни: придумывали им биографии, готовили новые документы, подбирали работу и жилье. Назвали номера телефонов, по которым те могли позвонить и попросить о чем угодно, но они быстро освоились и перестали нуждаться в опеке.

Некоторые опасения насчет возможной агрессивности террористов, которые были у политбюро ЦК СЕПГ, быстро развеялись. «Красноармейцы» забыли свою прошлую жизнь. У офицеров МГБ, которые присматривали за ними, была только одна забота: как бы их подопечных не раскрыли.

Сюзанну Альбрехт пристроили лаборанткой на кафедру иностранных языков в Высшее инженерное училище в Лейпциге. Коллегам объяснили, что она приехала из ФРГ. Она говорила, что родители-реакционеры выгнали ее из дома, а найти работу на родине она не сумела.