Книга В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945 - Вальтер Варлимонт

Инцидент, о котором я упомянул выше, состоял в следующем. Примерно в это время я получил от одного родственника, крупного промышленника и потому связанного с военно-промышленной организацией Геринга, предупреждение, изложенное в самых осторожных выражениях (и спрятанное среди других бумаг в трех письмах), о том, что в частной беседе Геринг заявил, будто мы с Манштейном являемся лидерами «католического франкмасонского» движения против национал-социализма. (Заметим, между прочим, что фельдмаршал фон Манштейн не был католиком.) С какого-то момента Геринг перестал отвечать на мое «доброе утро». Поэтому я пошел к Йодлю, рассказал ему всю эту историю и попросил внести ясность. Вот единственное, что ответил мне Йодль: «Если это правда [имея в виду франкмасонство], то ваше место в концлагере, а не в ставке фюрера». С мерзким ощущением я направился к двери, бросив лишь, что никак не мог ожидать подобного ответа от человека, с которым я столько прослужил. Йодль после этого несколько смягчился, но лишь настолько, чтобы сказать: «Вам лучше поговорить об этом с Боденшатцем» (офицером связи Геринга). Последний сразу же приступил к делу и попытался все прояснить, но я, воспользовавшись возможностью, для собственного успокоения попросил об этом же Кейтеля. Кейтель, однако, отказался, сославшись на приказ Гитлера.

Отныне у нас была новая кадровая политика, которую с энтузиазмом поддерживал и все энергичнее внедрял Йодль. Из-за кулис на эту политику заметно влияла Организация национал-социалистического руководства войсками (NSFO), основанная Гитлером в конце 1943 года. В нее вошли избранные офицеры из «национал-социалистического руководства», и цель Гитлера состояла в том, чтобы они несли в вермахт «идеологию» национал-социализма и тем самым поднимали на новую высоту его готовность к сопротивлению. Участие самого Гитлера заключалось в том, что он, как правило, выступал с заключительным обращением на регулярных «курсах обучения национал-социализму».

В конце января 1944 года один из таких заключительных эпизодов происходил в «Вольфшанце» в присутствии нескольких офицеров ставки. Гитлер заявил, что ожидает от большинства офицеров вермахта, что они будут тем теснее сплачивать свои ряды вокруг него самого и его руководства, чем сложнее будет складываться обстановка. Манштейн вставил: «Они так и сделают», и Гитлер вполне справедливо усмотрел в этом протест по поводу скрыто прозвучавшего в его словах недоверия к старшим офицерам вермахта, несмотря на то что, на пользу ли, во вред ли, они повиновались ему уже больше четырех лет. После того как Манштейн прервал его, Гитлер потерял нить своего выступления и со стороны Верховного главнокомандующего и ряда генералов из «ближнего круга» началось возмутительное выискивание инакомыслия у фельдмаршала. Этот случай отчетливо показал, насколько основательный раскол произошел между старшими армейскими офицерами.

Мы в зоне 2 верховной ставки ухитрялись не поддаваться надзирателям в военной форме, которые, что весьма показательно, действовали не по «обычным каналам». Когда штаб NSFO попросил нас принять своего офицера, наш штабной адъютант, полковник и инвалид войны, ответил: «Нет у нас здесь времени для такой чепухи». Услышав его слова, я повторил то же самое в более приемлемой форме, но смысл сказанного сохранил.

Начинали проявляться признаки разложения, и ОКВ получило ряд дополнительных заданий. Так, нам пришлось взять под свой контроль дивизию «Бранденбург», особое соединение, которое прежде находилось в подчинении адмирала Канариса и в какой-то степени напоминало британские части морской пехоты. Теперь именно ОКВ приходилось распределять его полки или батальоны между высшими штабами, в зависимости от обстановки и их нужд. Пришлось нам забрать из ведомства адмирала Канариса и отдел войсковой разведки, который включили теперь в состав штаба оперативного руководства и отдали под руководство ОКВ. Нам приходилось организовывать участие полевой службы безопасности и готовить приказы о ее использовании в целях поддержания дисциплины в тылу тех участков фронта, которые находились в опасности или уже развалились. Мы возобновили наши усилия по сосредоточению под началом ОКВ в виде единой службы таких военных структур, как госпитали и механический транспорт, услугами которых одинаково пользовались все виды вооруженных сил. Мы стали все больше заниматься вопросами снабжения и управления на театрах войны ОКВ.

Глава 5

Вторжение

Попытки оборонительно-наступательных действий до конца июня

5 июня 1944 года, за день до вторжения, германская верховная ставка не имела ни малейшего понятия, что близится решающее для нее событие в этой войне. В течение двадцати четырех часов более пяти тысяч кораблей шли через Ла-Манш к берегам Нормандии, но там не было разведки, чтобы засечь их. Ни Роммель, ни фон Рундштедт, ни ОКВ тоже не представили никакой оценки, которая указывала бы на то, что по погодным условиям и состоянию прилива-отлива высадка в ближайшем будущем как раз возможна. На самом деле, как известно, из-за плохой погоды Верховный главнокомандующий союзников генерал Эйзенхауэр отменил свой первоначальный приказ на выход армады ранним утром 4 июня, когда часть конвоя уже была в море, но в тот же вечер отдал окончательный приказ двигаться вперед. Хотя плохая погода все еще беспокоила его, решающим фактором стало то, что дальнейшая отсрочка привела бы к тому, что условия прилива-отлива не позволили бы начать десантную операцию раньше 19 июня, а может быть, даже первых чисел июля.

Германское командование на всех его уровнях действовало фактически вслепую из-за полной несостоятельности люфтваффе. Труднее понять, почему, насколько я понимаю, остались незамеченными предупреждающие сигналы внешней разведки. Мы в зоне 2 ставки, например, даже не знали, что уже в течение нескольких дней в зоне сосредоточения войск в Южной Англии царило радиомолчание, что, как правило, является признаком предстоящего наступления, хотя, конечно, зачастую его используют для того, чтобы ввести противника в заблуждение. Точно так же мы не знали, что еще в январе 1944 года адмирал Канарис обнаружил текст радиосообщения, которое должно было быть передано из Англии перед началом вторжения как сигнал о приведении в боевую готовность отрядов французского Сопротивления. Сообщение состояло из двух вполне невинно звучащих строк из стихотворения Верлена «Песнь осени»; первая, «Эти долгие рыдания осенних скрипок», представляла собой предварительный приказ, который должен был поступить 1-го или 15-го числа месяца вторжения; вторая, «ранят мое сердце какой-то монотонной длиной», была уже непосредственным приказом, который должен был быть отдан за сорок восемь часов до начала вторжения. 5 июня после полудня служба внешней разведки проинформировала Йодля, что в течение ночи 4 июня вторую из этих двух строк засек отделом контрразведки 15-й армии. Но никаких мер не было принято.

Реальный ход событий со всеми вытекающими из него последствиями стал известен штабу только в результате расследования, проведенного, должно быть, по приказу Гитлера. Насколько мне помнится, оно установило, что, как только поступило сообщение, 15-я армия передала его по телетайпу в группу армий «Б» (Роммелю), главнокомандующему нашими войсками на Западе и начальнику штаба оперативного руководства ОКВ. Командующий 15-й армией генерал-полковник фон Зальмут оказался единственным, кто начал действовать, отдав приказы о приведении войск в боевую готовность вечером 5 июня. Но даже он сделал это только после многочисленных докладов о масштабных морских и воздушных передвижениях противника, полученных незадолго до полуночи от службы радиоперехвата. Расследование причин такого бездействия всех – от самых низших штабов до самого Йодля – пришлось прекратить под давлением обстоятельств. Поэтому следует предположить, что никто из ответственных лиц, включая Йодля, не придал особого значения полученной информации. Могло быть так, что, в отличие от генерала Канариса, который к тому времени впал в немилость и был уволен, они не поняли ее смысла. Или ждали какого-то более конкретного подтверждения.