Книга Последний тайник - Фернандо Гамбоа

Это был тот самый ящик, который так красочно изобразили майя на потолке «коридора с рисунками» в главной пирамиде Яшчилана и который увезли с собой тамплиеры после того, как опустили свои сокровища на дно колодца. И если Касси правильно перевела написанные на потолке «коридора с рисунками» иероглифы, в этом ящике находилось нечто такое, что, как сообщили жрецам майя тамплиеры, являлось их «священным сокровищем».

53

При свете факелов белый известняк, из которого был изготовлен стоявший на пьедестале ящик, приобретал желтоватый оттенок, и на фоне темных стен пещеры казалось, что от него исходит таинственное сияние.

— Ты его узнаешь? — шепотом спросил я.

Кассандра сделала несколько шагов вперед и, протянув руку с факелом, осветила ящик сверху.

— Это тот самый ящик, который… — тихо произнесла она, проводя по его шершавой поверхности ладонью.

— Да, именно тот. Тот самый ящик, который был изображен в святилище Яшчилана.

Касси наклонилась и, вплотную приблизив свое лицо к каким-то изображенным на поверхности ящика символам, стала внимательно рассматривать их.

— Только это не ящик, — прошептала она по истечении нескольких секунд, а затем, повернувшись ко мне, добавила: — Это оссуарий.

— А что такое оссуарий?

— Своего рода каменная урна, в которой хранятся кости усопших.

— Получается, что это все-таки чья-то могила. А пещера — склеп.

— Похоже, что так, — согласилась Кассандра. Затем она снова стала разглядывать поверхность ящика.

— Судя по тем усилиям, которые пришлось приложить тамплиерам, чтобы доставить этот ящик сюда, в нем, наверное, хранятся останки какого-то очень важного для их ордена человека, — предположил я.

Кассандра, ничего мне не отвечая, продолжала внимательно рассматривать оссуарий и нанесенные на его поверхность странные символы.

— Видишь вот этот рисунок? — спросил я, показывая на изображение рыбы, которое виднелось на поверхности ящика. — Такое простенькое, как будто его нарисовал ребенок. — Тот, чьи останки лежат в этом ящике, был, наверное, рыбаком или кем-то в этом роде.

Касси посмотрела на это изображение и стала покусывать нижнюю губу. Насколько я знал, она обычно делала это, когда начинала нервничать.

— Улисс, эта рыба и вот эти круги — видишь их? — были символами, которые использовали самые первые христиане для того, чтобы узнавать друг друга.

— А я думал, что символом христиан был крест.

— Крест стал использоваться христианской церковью в качестве ее символа намного позже. Рыба же указывала на статус первых последователей Иисуса Христа, которые считались рыбаками, — объяснила мне Кассандра и, вздохнув, добавила: — Вот только ловили они не рыбу, а людей.

— Ты хочешь сказать, что в этом оссуарии лежат останки одного из первых христиан и поэтому тамплиеры не поленились привезти этот ящик в такую даль?

— Не только это. Я почти уверена, что маленькие символы, которые нанесены по краям крышки ящика, — это какие-то слова. Думаю, что написаны они на арамейском языке.

— Секундочку, — сказал я, тоже начиная волноваться. — А не тот ли это язык, на котором говорили в Палестине две тысячи лет назад?

— Да, тот. Получается, что перед нами оссуарий, высеченный из камня в древней Иудее во времена возникновения христианства и впоследствии перевезенный в Америку вместе с сокровищами ордена Храма. Тамплиеры спрятали свое золото и драгоценности на дне священного колодца, а вот это они привезли сюда и затем хранили как свою самую ценную реликвию.

— Ты думаешь, что это…

— Могли ли это быть останки одного из первых последователей Иисуса? Думаю, что да. А иначе зачем бы тамплиеры стали так много возиться с этим ящиком?

— А может, в нем лежат останки одного из апостолов Христовых? — спросил я и тут же почувствовал, как у меня сжалось сердце.

Кассандра, взволнованная и испуганная, взяла меня за руку.

— Я никогда… не считала себя ни католичкой, ни агностиком, — запинаясь, призналась она. — Но это… это производит на меня очень сильное впечатление. По правде говоря, мне даже страшно.

— Могу утешить тебя лишь тем, что страшно не только тебе.

Некоторое время мы стояли молча, держась за руки и прислушиваясь к тому, как в тишине пещеры потрескивают наши факелы.

— Давай его откроем, — прошептала Кассандра, глядя на ящик.

Я изумленно посмотрел на нее:

— Ты уверена?

— Уверена в чем? В том, что хочу осквернить могилу святого?.. Ты, наверное, шутишь. Я вся дрожу от страха! Но я все-таки археолог, причем потомственный, и раз уж мы нашли этот оссуарий, я не могу уйти, не заглянув в него.

— Хорошо, — согласился я, сжимая Кассандре руку. — Уж кто-кто, а я тебя отговаривать не стану.

Отыскав две расщелины в стене, мы закрепили в них факелы, а затем с благоговейной почтительностью взялись за тяжелую каменную крышку ящика и, приподняв ее повыше и оттащив в сторону, поставили сбоку от пьедестала, прислонив к стене.

После этого мы снова взяли в руки факелы и, держа их так, чтобы ни одна искра не упала внутрь оссуария, подошли к нему, дрожа от волнения.

Когда я попытался заглянуть внутрь ящика, мне в ноздри ударил такой неприятный запах, что я невольно отпрянул от него. Кассандра же, не обращая внимания на запах, поднесла свой факел поближе к ящику и, наклонившись, заглянула в него.

— Улисс, — пробормотала Касси. Она дышала так прерывисто, как будто ей не хватало воздуха. — Ты не мог бы… поднести свой факел чуть-чуть поближе?

Я так и сделал, но вместо того чтобы заглянуть в оссуарий, я уставился на Кассандру. По мере того как она разглядывала содержимое оссуария, ее лицо все больше и больше вытягивалось от удивления и становилось еще бледнее, чем прежде. Наконец Касси сделала шаг назад и устремила на меня невидящий взгляд. Затем она уронила свой факел на землю и, пошатываясь, стала отступать от пьедестала, пока не уперлась в стену. Я с нарастающей тревогой наблюдал, как она на мгновение замерла и медленно сползла вниз, сев на пол.

— Боже мой… — донесся до меня ее сдавленный голос. — Боже мой…

54

Опешив от такого странного поведения Кассандры, я все же через пару минут мало-помалу пришел в себя и, поднеся факел поближе к оссуарию, со страхом заглянул в него.

Первым, что я там увидел, был череп, от гладкой поверхности которого отразился свет моего факела. Пустые глазницы черепа уставились на потолок пещеры, как будто пытались увидеть там что-то своими несуществующими глазами. Нижняя челюсть отделилась от черепа — я с удивлением заметил, что все зубы на ней прекрасно сохранились, — и лежала на грудине, от которой, словно лучи, расходились в обе стороны ребра. Все они были в прекрасном состоянии — кроме одного из правых ребер, которое было рассечено. В ящике лежали и кости конечностей. Плечевая, локтевая, лучевая, запястные и пястные кости находились на своих местах и сохраняли общую форму рук. Однако мне показалось, что с этими руками что-то не так. Присмотревшись к вроде бы хорошо сохранившимся белым костям, я заметил, что там, где соединялись локтевая и лучевая кости и где должно было быть запястье, виднелось темно-красное пятно, а сами кости как будто были пробиты чем-то острым и твердым — наверняка при жизни у человека в этом месте была ужасная рваная рана. Позабыв о том, что в останках может таиться какая-нибудь инфекция, я еще ниже склонился над лежавшими в ящике костями и увидел, что такие же повреждения имеются и на втором запястье.